— Почему каждый чёртов вопрос, который я задаю, вы обязательно возвращаете обратно мне? Вы не можете ответить хотя бы на один? В вашем колледже действительно преподавали основы уклонения? — спросил Аарон, не в силах остановить ярость, которая взрывалась у него внутри. Его всё злило с тех пор, как пришёл тот чёртов прокурор в своём идеально выглаженном костюме и типичном синем галстуке, и разорвал сетку безопасности, которую Аарон строил последние пять лет. Разорвал её так, будто её никогда не существовало, и теперь приходилось начинать всё заново.
— Только если в твоём колледже преподают основы проецирования, — спокойно произнёс доктор Томас. — Ответ на твой вопрос — я могу, но только если ты совершенно не в силах давать показания. В ином случае я не думаю, что должен это делать. Я уверен, что в перспективе для тебя будет лучше столкнуться со своими обидчиками и набраться сил от их ареста.
— Разве? — спросил Аарон, скорее у себя, чем у доктора Томаса или Спенсера, который как всегда сидел рядом с ним, положив одну руку ему на ногу. Спенсер не отходил от Аарона большую часть дня, и Аарон не мог решить, раздражает его это или успокаивает. Зачем Спенсер сейчас переживал? На следующий день он уедет, вернётся на свою новую работу, к своим новым друзьям и к новой жизни.
— Разве ты не будешь чувствовать себя безопаснее, когда они сядут в тюрьму?
— Что, если они не сядут? Иногда так бывает. Тогда получится, что я зря подставился.
— Ты станешь влиятельным свидетелем, Аарон.
— Из-за шрамов, верно? Сломанная маленькая игрушка.
— Ты. Не. Сломан, — тихо вмешался Спенсер, сжимая его колено.
А он был сломан, и глубоко внутри, особенно в последнее время, он это чувствовал. У него внутри будто была дыра, которую ничем нельзя было заполнить. Его отношения со Спенсером, его терапия, даже его здравомыслие — всё это будто было временным. Он боялся, что скоро, очень скоро один из этих элементов сломается полностью, подпаливая края его жизни.
— На самом деле, сломан, — он накрыл руку Спенсера своей и ненадолго оставил. По крайней мере, Спенсер будет рядом ещё одну ночь, и он это примет. — Когда я думаю о том, чтобы встать перед комнатой, полной людей, и рассказать о том, что со мной произошло, я не могу дышать. Когда я думаю о том, что окажусь в одной комнате с ними, даже спустя столько времени, мне хочется закончить то, что они начали. Мне требуется каждая капля сосредоточения, чтобы не думать об этом. Но если я не дам показания, они окажутся на свободе.
— Тебе придётся рассказать обо всём, что произошло в тот вечер — пытки, насилие, убийство Джульетты, а затем о больнице и о твоём восстановлении. Они могут вызвать и меня в качестве свидетеля, чтобы судья лучше понял, как пережитое тобой повлияло на твою жизнь.
— Это разрушило мою жизнь.
— Единственный человек, которым может им это сказать, это ты, Аарон, — доктор Томас не улыбался; он просто смотрел на Аарона.
— Как мне это сделать?
— Мы начнём с того, что снизим твою чувствительность к этой теме. Ты будешь снова и снова говорить об этом, пока не сможешь пересказать произошедшее, не чувствуя с ним эмоциональной связи. Как только ты произнёс слово «изнасилование», в следующий раз ты смог сказать его легче. Понимаешь?
Ужасная беспомощность снова подкралась к Аарону, и он смог только кивнуть. Говорить об этом, описсывать снова и снова, пока не сможет делать это без чувств? Это вообще было возможно? Аарон не мог представить мир, где сможет говорить об этом вслух снова и снова, пока это не перестанет его беспокоить. Паника, которую ему удавалось держать в крепкой упаковке на задворках своего разума, прорывалась сквозь организм, и Аарон сжал руку Спенсера крепче, практически незаметно раскачиваясь вперёд и назад на своём месте.
— Я не могу сделать это перед Спенсером. Не могу описать, что они со мной делали, пока он здесь. Нам обязательно начинать сейчас? Можем начать во вторник? — охваченное паникой сердце Аарона колотилось в груди. Он определённо не мог говорить об этом перед Спенсером. Боже, жто было достаточно унизительно и без того, чтобы это слышал его парень. Он не мог вынести всего, что они говорили ему, делали с ним, заставляли его делать. Родители Аарона слышали только часть, и Аарон знал, что видел в их глазах. Он никогда не хотел увидеть то же самое в глазах Спенсера.
— Это. Не. Изменит. Моих. Чувств. К. Тебе. Аарон... — рука Спенсера поднялась с ноги Аарона и обвила его плечи, а Аарон отстранился. В данный момент он не мог вынести прикосновений, как и воспоминаний о той ночи, которые снова и снова крутились у него в голове. Чёрт побери, ему хотелось выпить, чтобы они исчезли.
— Этого не будет, — произнёс Аарон, вставая. Оставляя Спенсера и доктора Томаса наблюдать, он вышел из комнаты и пошёл на кухню. Спенсер появился через минуту, как раз когда Аарон взял с тумбочки маленькую бутылку виски и налил немного в чистый стакан из шкафчика.
— Это. Ничего. Не. Решает...