Unknown

Восьмой направляется к Девятому, а я остаюсь позади, выжидая, когда появится возможность пробиться к манекену. Подойдя ближе, Восьмой резко подается вперёд и замахивается на Девятого сразу всеми руками, заставляя того присесть и откатиться, отбивая жезлом часть ударов. Девятый тычет жезлом перед Восьмым, пытаясь удержать того на расстоянии и выжидая удобного момента для атаки.

Как только Девятый полностью сосредотачивается на Восьмом и начинает раскручивать жезл, готовясь нанести ответный удар, я понимаю, что наступил мой черёд действовать. С помощью телекинеза вырываю жезл из рук Девятого. Он этого явно не ожидает и, потеряв равновесие, оказывается в поджидающих когтистых лапах Восьмого. Удар приходится Девятому поперёк груди, футболка рвётся в клочья, кожа вспарывается так глубоко, что без швов не обойтись. Мы с Восьмым оба в замешательстве замираем от вида этих ран.

— Прости, не рассчитал, — говорит Восьмой, хотя звучащее в словах участие не отражается на львиной морде.

Однако глаза Девятого лишь разгораются сильней.

— Царапины! — кричит он, — Продолжаем!

Раньше мне не доводилось видеть тех, кто бы так радовался виду собственной крови.

Не успеваем мы моргнуть, как Девятый уже уносится прочь. Восьмой бросается вдогонку, но в этом обличии он медлителен, а Девятый с его Наследием сверхскорости нереально быстр. Девятый взбегает на ближайшую стену, делает кувырок через преследующего его Восьмого и, приземлившись ему на спину, одной рукой берёт шею Восьмого в захват. Восьмой так огромен, что ему не под силу развернуться и схватить Девятого, на что, похоже, и рассчитывал Девятый. Он начинает бить Восьмого свободной рукой, целясь в заострённые уши, торчащие из-под гривы.

Восьмой ревёт от боли и тут же возвращается в свое нормальное обличье, оказываясь придавленным весом Девятого.

Пока Девятый занят, я быстро бегу к манекену.

— Марина, берегись, — кричит Восьмой.

Я слышу позади себя топот Девятого. Позади и надо мной. Откатываюсь в сторону как раз в тот момент, когда Девятый прыгает сверху, пытаясь провести тот же удар в прыжке, который уже использовал на Восьмом. Промахнувшись, Девятый перекатывается и встаёт между мной и манекеном.

Его трубка-жезл валяется в шаге от меня. Как только Девятый бросается ко мне, хватаю жезл телекинезом и швыряю ему в голову.

Жезл смачно бьет Девятого по затылку, заставляя пошатнуться, и я, получив шанс, быстро пробегаю мимо. Но он мигом оправляется и садится мне на хвост.

Краем глаза замечаю, как Восьмой, пошатываясь, встаёт на ноги.

— Подкат! — кричит он.

Я подчиняюсь без раздумий и скольжу в падении, выставив ноги пред собой, как делают бейсболисты. В этот момент Восьмой бьёт кулаком по воздуху, но, не закончив движения, телепортируется прямо передо мной. Я проскальзываю у него между ног, а его кулак, просвистев у меня над головой, врезается точно в челюсть Девятого. От прямого удара бегущий на полной скорости Девятый грохается на пол пятками вверх.

Я вскакиваю и бегу к манекену, кладу руки на воображаемые раны и кричу:

— Вылечен!

На секунду в зале воцаряется тишина, нарушаемая лишь нашим тяжёлым дыханием. Восьмой плюхается на пол и осторожно ощупывает лицо. Его ухо раздуто, а на шее, там, куда его бил Девятый, виднеются свежие ссадины. Значит, все тумаки, получаемые Восьмым в других формах, проявляются и на его собственном теле.

Девятый валяется на спине и стонет. Его грудь вся изодрана когтями Восьмого, а под глазом стремительно наливается фингал, и, похоже, затылок, где я приложила его жезлом, кровоточит. Неожиданно его стоны сменяются смехом.

— Вот это было круто! — вскрикивает Девятый.

Его любовь к насилию отчасти напоминает психоз, но я ловлю себя на том, что тоже улыбаюсь и соглашаюсь с Девятым. Это и правда была шикарная тренировка. Здорово чувствовать себя способной добиваться успеха в условиях, где не надо биться на грани жизни и смерти.

— Ну ты даёшь, — говорит Девятый Восьмому, с трудом поднимаясь с пола. — Я при всём желании не смог бы отклонить последний удар. Зачетный приём, чувак.

Восьмой поворачивает свое побитое лицо к Девятому.

— Ага. Я задолжал тебе один. Или даже все десять.

Я приседаю рядом с Восьмым и начинаю лечить его ранения. Холодок Наследия больше меня не пугает, а даже, наоборот, начинает казаться все более и более естественным.

— Почему ты обратно сменил облик? — спрашивает Девятый, потирая раны на груди. — Тот львино-хрен-знает-кто задал мне жару.

— Я должен чётко представлять образ, чтобы не потерять форму, — объясняет Восьмой. — А удары по голове, определённо, не помогают концентрации.

— Ясно, — говорит Девятый, обдумывая его слова. — Где-то здесь у Сандора припрятано не смертельное оружие. Мы поработаем над твоей концентрацией, если ты позволишь мне немного из него в тебя пострелять.

— М-да, — кисло отзывается Восьмой, — звучит не слишком обнадёживающе.

Как только с лица Восьмого сходят все синяки, я принимаюсь за раны Девятого.

— А знаешь, — говорю я, — ты реально в этом хорош.

— В драках? Ну, да, я знаю.

— Не только в драках. Но и, как бы это сказать, в их продумывании.