Читаем Unknown полностью

Скоро начинается школа, но я не вернусь.

Затем его лихорадка отступает.

— Бет? — Лишь слабый шепот.

Я мчусь к его кровати и хватаю его костлявую руку.

— Привет.

— Я делаю это для тебя.

Я осторожно его целую и даю место его маме.

Я остаюсь в ванной, пока не беру себя в руки. Я брызгаю ледяной водой на лицо и иду сидеть у его кровати.

Всю ночь я держу его за руку.

На следующее утро мама забирает меня. Это мама Дерека ей позвонила. Я сплю всю дорогу домой, падаю на свою кровать и сплю всю остальную часть дня. После я тащу свою задницу в школу, чтобы взять учебники и поговорить с учителями.

— Когда ты вернешься? — мой куратор хочет знать.

— После того как он… — Я делаю паузу, стискиваю зубы. — После его трансплантации.

Это случится. Должно случиться. Мама Дерека сделает все возможное. Я поддерживаю в нем жизнь такую мучительную, что невыносимо. Я не дам ему умереть.

Мама не разрешает мне вернуться в больницу. Его мама позвонила с хорошим отчетом. Я падаю на кровать, просыпаюсь с простудой, и они не позволяют мне быть с ним.

Две долгие недели.

И они не разрешают мне ехать к нему.

Первые пару дней я не то чтобы больна. Я хожу в школу и звоню его маме по сто раз на день. Кажется, ему лучше. Его мама разрешает мне говорить с ним по телефону. Все мы говорим « — Привет» и он снова начинает кашлять.

Я составляю список всего, что пропустила и работаю еще сильнее.

Я замечаю Скотта с другими девушками. Он слишком хорош для всего этого. Аморально — и то будет мягко сказано.

Он ловит меня на выходе из класса английского. В этом семестре у нас есть совместные занятия.

— Бет.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь на его голос, даже бровь поднять от удивления не могу.

— Слышал, он в больнице.

Я киваю.

— Мне очень жаль.

Я опускаю голову и ухожу.

Когда мне, наконец, удается вернуться, мама Дерека полностью без сил и оставляет меня дежурить. Он выглядит намного лучше, чем когда я видела его в последний раз. Он тянет меня к себе на кровать сразу же, как мы остаемся одни.

Это так естественно, когда его губы скользят по моему лицу и вниз к шее, а затем обратно к губам, отвечая на мой приоткрытый жаждущий рот своим сладким и мягким прикосновением. Он слаб и я не позволяю ему сильно напрягаться, но это заставляет меня задуматься. Тяжело ли вынимать катетер?

— Ты сводишь меня с ума. — Я целую его в ухо.

— Прости. Ничего не могу поделать.

— Насколько тебе лучше?

— Полагаю, что от этого я не умру.

Я начинаю заводиться, целую его долго и нежно, все сильнее прижимаясь к нему телом.

— Беда в том, — наконец, говорит он, — что лекарства, которые спасают мою жизнь, заставляют конечности неметь.

Я беру его руку и целую ладонь.

— Так что нет смысла на тебя нападать, потому что я все равно ничего не почувствую.

— Но я же почувствую. — Я начинаю раздеваться, но он останавливает меня.

— Прибереги это для Скотта, Бет. — В его голосе слышится жесткость, которая меня пугает. — Я многое должен ему за то, что он одолжил мне тебя на это время.

— О чем ты? — Я прижимаюсь к его груди. Он не знает о моем разрыве со Скоттом.

— Когда я уйду… — Гнев, боль и печаль всего в трех словах, которые никто из нас не признает.

— Прекрати. Ты поправишься.

— Бет, послушай…

— Нет. Все получится. Они вернут тебя в лист ожидания.

Все, что касается пересадки, злит меня. Даже какие-то курильщики есть в писке. Люди, которые намеренно изгадили свои легкие, а не мой Дерек. По предположениям все это слишком рискованно, так как после операции они должны давать ему слишком много иммунодепрессантов. Многие пациенты в постоперационный период заполучают какую-нибудь инфекцию. Если ты устойчив ко всем антибиотикам, ты умрешь. Но какова альтернатива? Они могли бы просто попытаться. Почему они думают, что его новые легкие не выдержат? Я этого не понимаю.

— Послушай. — Я рисую спирали на груди. — У меня двое легких с пятью здоровыми розовыми долями. — В конце концов, быть ходячим магазином весьма неплохо. Нужно быть мега высоким, чтобы рассматриваться на роль живого донора. — Можешь взять одну.

Он игнорирует меня. Дерек видел, как я читала книги, которые принесла его мама. Я перечитала их все по три раза. Если я отдам ему долю, то тогда нужен просто дядя или дружелюбный гигант, который подарит ему еще одну. Обычно они пересаживают доли маленьким женщинам и детям, которые имеют небольшую грудную клетку с небольшими легкими, но разве маленькие легкие для Дерека не лучше чем ничего?

— Я собираюсь пройти тестирование. Если ты не захочешь, отдам долю кому-нибудь другому.

— Никто тебя резать не будет.

Это трогает меня. Не могу больше говорить, иначе разорву обещание, данное ему. Не хочу, чтобы он знал, что у меня в горле стоит комок, который я не могу проглотить. Он оборачивает руки вокруг меня, и я расслабляюсь на его груди. Он засыпает, обнимая и успокаивая меня. Думаю, он знает.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рыбья кровь
Рыбья кровь

VIII век. Верховья Дона, глухая деревня в непроходимых лесах. Юный Дарник по прозвищу Рыбья Кровь больше всего на свете хочет путешествовать. В те времена такое могли себе позволить только купцы и воины.Покинув родную землянку, Дарник отправляется в большую жизнь. По пути вокруг него собирается целая ватага таких же предприимчивых, мечтающих о воинской славе парней. Закаляясь в схватках с многочисленными противниками, где доблестью, а где хитростью покоряя города и племена, она превращается в небольшое войско, а Дарник – в настоящего воеводу, не знающего поражений и мечтающего о собственном княжестве…

Борис Сенега , Евгений Иванович Таганов , Евгений Рубаев , Евгений Таганов , Франсуаза Саган

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Альтернативная история / Попаданцы / Современная проза
Точка опоры
Точка опоры

В книгу включены четвертая часть известной тетралогия М. С. Шагинян «Семья Ульяновых» — «Четыре урока у Ленина» и роман в двух книгах А. Л. Коптелова «Точка опоры» — выдающиеся произведения советской литературы, посвященные жизни и деятельности В. И. Ленина.Два наших современника, два советских писателя - Мариэтта Шагинян и Афанасий Коптелов,- выходцы из разных слоев общества, люди с различным трудовым и житейским опытом, пройдя большой и сложный путь идейно-эстетических исканий, обратились, каждый по-своему, к ленинской теме, посвятив ей свои основные книги. Эта тема, говорила М.Шагинян, "для того, кто однажды прикоснулся к ней, уже не уходит из нашей творческой работы, она становится как бы темой жизни". Замысел создания произведений о Ленине был продиктован для обоих художников самой действительностью. Вокруг шли уже невиданно новые, невиданно сложные социальные процессы. И на решающих рубежах истории открывалась современникам сила, ясность революционной мысли В.И.Ленина, энергия его созидательной деятельности.Афанасий Коптелов - автор нескольких романов, посвященных жизни и деятельности В.И.Ленина. Пафос романа "Точка опоры" - в изображении страстной, непримиримой борьбы Владимира Ильича Ленина за создание марксистской партии в России. Писатель с подлинно исследовательской глубиной изучил события, факты, письма, документы, связанные с биографией В.И.Ленина, его революционной деятельностью, и создал яркий образ великого вождя революции, продолжателя учения К.Маркса в новых исторических условиях. В романе убедительно и ярко показаны не только организующая роль В.И.Ленина в подготовке издания "Искры", не только его неустанные заботы о связи редакции с русским рабочим движением, но и работа Владимира Ильича над статьями для "Искры", над проектом Программы партии, над книгой "Что делать?".

Афанасий Лазаревич Коптелов , Виль Владимирович Липатов , Дмитрий Громов , Иван Чебан , Кэти Тайерс , Рустам Карапетьян

Фантастика / Современная проза / Cтихи, поэзия / Проза / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза
Салюки
Салюки

Я не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь. Вопрос этот для меня мучителен. Никогда не сумею на него ответить, но постоянно ищу ответ. Возможно, то и другое одинаково реально, просто кто-то живет внутри чужих навязанных сюжетов, а кто-то выдумывает свои собственные. Повести "Салюки" и "Теория вероятности" написаны по материалам уголовных дел. Имена персонажей изменены. Их поступки реальны. Их чувства, переживания, подробности личной жизни я, конечно, придумала. Документально-приключенческая повесть "Точка невозврата" представляет собой путевые заметки. Когда я писала трилогию "Источник счастья", мне пришлось погрузиться в таинственный мир исторических фальсификаций. Попытка отличить мифы от реальности обернулась фантастическим путешествием во времени. Все приведенные в ней документы подлинные. Тут я ничего не придумала. Я просто изменила угол зрения на общеизвестные события и факты. В сборник также вошли рассказы, эссе и стихи разных лет. Все они обо мне, о моей жизни. Впрочем, за достоверность не ручаюсь, поскольку не знаю, где кончается придуманный сюжет и начинается жизнь.

Полина Дашкова

Современная русская и зарубежная проза