Унтовое войско

Николай Николаевич проводил посланника до Айгуня и возвратился в Усть-Зею. По правде говоря, он сам не ожидал, что китайцы так выкажут свое упрямство. Все-таки посланник-то — государево лицо!

Муравьев не преминул воспользоваться создавшимся положением. Своим офицерам и чиновникам он втолковывал, что надо сохранять дружественные отношения с населением и китайскими властями, посещать амбаня и принимать его и его чиновников, местным жителям оказывать во всех случаях покровительство и даже помощь, внушая к ним доверие и тем доказывая, что наше пребывание на Амуре для них выгоднее, чем нынешнее пребывание здесь маньчжур.

И только в том случае, если китайцы поведут себя недружелюбно, предписывалось войскам перейти на правый берег, забрать у амбаня орудия и занять Айгунь.

…Муравьев жил на устье Зеи уже вторую неделю. Погода стояла отменная — теплая, безветренная. Даже воды Амура, постоянно черные, за эти летние дни напитались голубизной неба и, казалось, посветлели.

Особого заделья сидеть на устье Зеи у Николая Николаевича не находилось. Заселение левого берега от Усть-Стрелочной станицы до отрогов Малого Хингана казачьими семьями шло без него. Слава богу, за три года научились кое-чему, пообвыкли и старшие офицеры — легко обходились без высшего начальства.

Но с отъездом в Иркутск генерал-губернатор не спешил. Надо убедиться, что китайцы не настроены на враждебные действия.

Всеми делами на устье Зеи заправлял расторопный полковник Куканов.

Николай Николаевич, попив утром чаю под белым шелковым тентом прямо на берегу, собрался верхом отправиться на прогулку. Но с правого берега приплыла китайская джонка, и маньчжурский офицер в синей форме и обычной шапке с шариком почтительно подал генералу лист от айгуньского амбаня.

Муравьев сидел под тентом, разомлев от чая, а маньчжур стоял под лучами солнца, не смея переступить границу света и тени, и по его грубому загорелому лицу стекал пот. Позади маньчжура-офицера держались кучкой с пяток полицейских в живописных одеждах, с засученными шароварами выше колен и с бамбуковыми палками в руках.

В присланном листе амбань писал с обидой и плохо скрываемым раздражением:

«Предвидим, что вы завладеваете насильственно местами Срединного государства и, как кажется, вовсе не для отражения англичан, и у вас нет повеления вашего императора.

Что же касается до торговли, то места наши Гиринские и Айгуньские холодные и бедствующие, ничего лишнего не производят, самим едва хлеба и овощей достает, где же взять для продажи?

Люди же ваши, губернатор, прибывшие сюда, крепкого сложения и надменны, к спорам и дракам охотники…»

Муравьев остановил переводчика:

— Обожди. Чего это он напраслину возводит? Господин полковник, замечены ли споры и драки твоих казаков с китайцами?

— Никак нет-с! Все соблюдается в наилучшем виде.

— Продолжай, — велел Муравьев переводчику.

«А посему вам лучше пораньше возвратить с Амура всех своих людей и тем поддержать дружбу с нами.

Генерал-губернатор! Ты, нарушивши дружественные отношения…»

— На ты обращается! — удивился Муравьев. Куда как невежлив амбань ваш, — сказал с укоризной Куканов маньчжурскому офицеру.

Маньчжур ответил, что у него нет прав обсуждать действия амбаня Юй Чена.

— Откуда взялся этот Юй Чен? — спросил Муравьев полковника. — Там был, я помню, Фуль Хунга, куда умней…

— Юй Чен из военных. Командовал гарнизоном в Айгуне, а ныне губернатор.

Муравьев кивнул переводчику. Тот переводил далее:

«…Сряду четыре года плавал и плаваешь вверх и вниз и построил много домов и складов по берегу. Какая этому непременная причина?

Просим тебя, генерал-губернатор, тщательно размысливши высокими мыслями твоими, не разрушать доброго согласия двух государств и избавить от хлопот и беспокойства войска двух государств».

Муравьев взял бумагу от переводчика, повертел в руках, усмехнулся:

— Переводи ему, — указал глазами на офицера-маньчжура. — Переводи так… «Поскольку нашего посла в Пекин не пустили, то нет и предмета для переговоров, почтенный амбань, и я не могу принять ваш лист и входить с вами в переговоры». Перевел? Ну вот. Далее так: «Прошу вас словесно обращаться к господину… — подмигнул полковнику Куканову, — к господину, мною назначенному, как к власти для левого берега. Та власть — полковник мой — равна по степени амбаню». Перевел? «Письменных же листов он, Куканов, брать у вас не может, ибо не имеет при себе переводчика». Спроси офицера ихнего, все ли тот понял, а если понял, то спроси, не желает ли их благородие откушать чаю. Лист этот верни ему, как я велел.

Маньчжурский офицер от чая вежливо отказался, и гости отплыли в Айгунь.