Читаем Уорхол полностью

Рабочие, многочисленные лишние люди, выброшенные за борт вихрем индустриализации, захлебывались в нищете, грязи, невежестве, пьянстве, разврате и болезнях. Беднейшими из бедных были иностранцы, особенно выходцы из Центральной Европы, чьи народные, культурные и религиозные обычаи отторгались коренными американцами, по крайней мере теми, кто жил на этих землях на протяжении нескольких поколений. Их считали ни к чему не годными и ненадежными, им давали самую тяжелую работу, за которую платили гроши. Жизнь иммигрантов была не сладка и вынуждала каждого, в большей или меньшей степени, замыкаться в себе. Они жили изолированными группами, исповедовали другие религии, отмечали другие праздники, следовали другим привычкам и говорили на другом языке.

Принимая во внимание то, что население Питтсбурга в большинстве своем состояло из иммигрантов, в этом городе больше, чем в любом другом в США, издавалось газет на иностранных языках.

В таком неспокойном, экспансивном городе, который, пожалуй, в те времена был наиболее символичным для Америки, обосновалась на жительство чета Андрея – Джулии, поначалу в двух комнатах крохотного кирпичного домика под номером 73 на Орр-стрит, по соседству с Джозефом, братом Андрея, недалеко от тюрьмы и реки, в рабочем квартале Сохо.

Ровно через девять месяцев Джулия родила мальчика, его назвали Полем, через три года настала очередь появиться на свет Джону, а еще через три года – Андрею, то есть Энди.

У новорожденного Энди кожа была не просто белой, она была бесцветной. Вес не дотягивал и до двух килограммов. Он почти не двигался.

Джулии тогда было тридцать шесть лет. Несмотря на это, ее волосы уже поседели, и она носила блузу с юбкой из грубой ткани, повязывая голову платком, как старуха.

<p>Строгий Андрей</p>

Религиозные праздники задают ритм жизни. Семья Вархола отмечала их не по римско-католическому календарю и уж точно не по ортодоксальному, а по календарю восточноправославной церкви, в котором празднование Рождества Христова приходится на начало января.

Религия в жизни семьи занимала важное место. Перед едой отец обязательно читал молитву. Дети непременно молились утром, просыпаясь, и вечером, ложась спать. Каждое воскресенье одевались во все самое лучшее и шли в церковь (деревянную) Святого Иоанна, расположенную в двенадцати километрах от их дома. Шли пешком, так как у семьи Вархола не было автомобиля. Церковные службы были одновременно впечатляющими и мрачными. Они начинались с изгнания бесов и заканчивались прославлением Христа. «Я правда считаю, что религия сформировала характер Энди», – убеждал Джон Вархола Виктора Бокриса[148], одного из самых внимательных исследователей жизни Уорхола.

Джулия и ее сестра Мэри пели в церкви во время венчаний и отпеваний, а иногда и во время рождественских служб. Маленький Энди, которого мама звала Андек, возможно, чтобы не путать с именем мужа – Андрей, превратился в очень непоседливого, подвижного ребенка. Многие отмечали его смышленость и способность понимать все гораздо быстрее братьев.

Андрей мог бы обеспечить семье гораздо лучшие условия жизни, благодаря получаемой зарплате. Тем более что он не был ни пьяницей, ни игроком, в отличие от многих своих товарищей по работе. Он был «строгим» – так о нем отзывались. Был ли это «страх остаться ни с чем», обычно преследующий тех, кто пережил трудное время исторических потрясений или всегда следующего за ними резкого экономического спада? Возможно, но скорее всего Андрей стремился избавить сыновей от нищеты, с чем сам был знаком очень хорошо. Сыновьям он желал лучшей доли. Каждую неделю он вкладывал деньги на разные банковские счета, у него накопился целый портфель облигаций… Позднее эти средства частично помогли молодому Энди продолжить учебу.

Экономия Андрея доходила до того, что семья хоть и не голодала, но не имела представления о том, что такое десерт, и чаще пила простую воду, чем молоко, чай или кофе, и если эти напитки употреблялись, то только без сахара. Ни капли вина, ни более крепкого алкоголя, ни глотка содовой. Три брата спали в одной кровати. Андрей слыл «строгим».

Но настал тот день, когда Андрей, как и многие другие, потерял работу. Благословенна бережливость! В конечном итоге она сослужила ему отличную службу, но тратил он свои сбережения крайне мало и неохотно: семья переехала в совсем крошечную квартиру, состоящую из кухни и одной комнаты, где разместились все члены семьи. Андрей вновь нашел работу. Он боялся всего и всех, но работал. Это был период сложный и трагический: тысячи «беглецов от голода» проходили через город. Смутное время, которое осыпало богатством одних, разоряло других и всегда приносило горе беднякам.

Джулия, чтобы хоть немного заработать денег для семьи, брала работу на дом и мастерила искусственные цветы из копировальной бумаги и алюминиевых банок из-под консервированного супа. Дважды в неделю она ходила продавать их в «богатые кварталы».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное