Читаем Уорхол полностью

Уорхол познакомился с Раушенбергом и Джонсом, работая рекламным художником в тех же магазинах, особенно у Тиффани и Бонвитт Теллер. Если для Уорхола этот род занятий гармонично вписывался в его рекламную деятельность, то Раушенберг и Джонс скрывались за псевдонимами, поскольку «настоящие» художники осторожно сохраняли безопасную для своего авторитета дистанцию, работая с рекламой. Они проявляли к ней интерес лишь тогда, когда хотели поправить свои финансовые дела.

Их отношения с Уорхолом нельзя назвать сердечными, и они никогда таковыми не станут. Энди всегда считал, что они его презирают, и нельзя сказать, что это было совершенной неправдой. Они упрекали его в том, что его подход к искусству был слишком коммерческим, кроме того, неприязнь вызывала его бросающаяся в глаза изнеженность в манерах и поведении.

Сам же Уорхол ими восхищался, и не только потому, что в 1957 году они все вместе выставлялись у Лео Кастелли, а в 1958-м двадцативосьмилетний Джаспер Джонс в один день стал известен всему миру, благодаря «Мишеням»[284], тут же купленным МоМА, а иллюстрации которых напечатал журнал Art News, но еще потому, что это бездушное искусство, одновременно фигуративное и концептуальное, было ему близко, именно тогда он почувствовал в нем свое призвание. Джаспер Джонс поразил ту цель, к которой Уорхол мечтал приблизиться на этой выставке, такой авторитетной, противоречивой и важной, которая решительно добавила еще одну памятную дату в историю изобразительного искусства.

Однако с некоторых пор, скажем с начала 1952 года, кое-кто другой начал занимать мысли Уорхола. Им оказался Трумен Капоте – молодой успешный актер, уроженец Юга. Он начинал как танцор на прогулочном судне, курсирующем вверх и вниз по Миссисипи. В 1948 году он опубликовал роман, который тут же взметнул его на вершину славы, «Другие голоса, другие комнаты». Книга вышла на французском языке в следующем году в издательстве «Галлимар» при содействии Мориса Эдгара Куандро[285], в переводе получившая название «Дома с привидениями». До этого в журналах печатались его бесконечно волнующие рассказы, такие как «Ночное дерево», «Закрой последнюю дверь» и «Мириам», получивший премию О. Генри.

Уорхол заинтересовался фотографией писателя, помещенной на обложке книги. Он загорелся желанием проиллюстрировать все тексты Капоте и начал искать возможность познакомиться с ним с таким напором и страстностью – буквально забрасывал его огромным количеством писем и рисунков, – что молодой Трумен растерялся, испугался и предпочел избежать общения. Уор-хол его преследовал, поджидал у дверей дома, у входа в клуб, где писатель был завсегдатаем, следовал за ним по улицам. Это обернулось навязчивой идеей.

Он даже осаждал мать писателя, которая однажды вечером, когда сына не было дома, поддавшись на уговоры и лесть, пригласила Уорхола в святая святых – в квартиру, где она жила с сыном. Они разговаривали о нем, о ней. С тех пор он звонил каждый день, по нескольку раз в день. В конце концов терпение у женщины лопнуло, и она резко попросила оставить их в покое. Разочарованный Уорхол перестал звонить.

Большинство исследователей видят в этом эпизоде только лишь подтверждение тому, что художник страстно желал снискать восхищение своей персоной у знаменитостей. Не искал ли он встречи в то же самое время с Сесилом Битоном[286]?

Нужно увидеть ту необычную фотографию Трумена Капоте, так «зацепившую» Уорхола. На ней писатель выглядит таким еще ребенком, таким невинным и в то же самое время таким порочным человеком, которого еще преследуют призраки юности. Нужно прочитать Трумена Капоте, чтобы понять, что тяга Уорхола к нему – явление совершенно другого порядка. Возможно, частично это была влюбленность: в молодости он был красив (фотография Картье-Брессона[287] запечатлела его на фоне тропических растений), ну, по крайней мере, привлекателен. Более глубоко чувствующий Уорхол узнал самого себя в том ребенке, каким был Капоте, живший с тремя тетями, причем с одной из них у него была общая комната, и он вынужден был до раннего утра слушать ее жуткие истории об убийствах и одиночестве. Впечатлительный ребенок просыпался ночами, обливаясь слезами от приснившихся кошмаров. Его романы и рассказы станут действенным средством освобождения от злых духов.

Персонажи в его произведениях загадочны, не имеют возраста, определенного пола, складывается впечатление, что они повинуются какой-то тайной силе, блуждают в мирах, пронизываемых голосами, криками, немыслимыми звуками, они страшно одиноки, они отчаянно ищут защиты, утешения и ласки.

«Произведения Трумена Капоте, – писал Морис Куандро, – полны безнадежности и грусти, которые ввергают читателя в еще большее смятение, потому что в этих строках, внезапно, промелькнет шаловливая улыбка, выдавая крайнюю молодость автора (…). Смешение зрелой мудрости и искренней наивности – вот чем привлекает творчество Трумена Капоте».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное