Читаем Уорлегган полностью

Но мистер П. не потерял аппетит. Когда жар спал, он начал есть в три горла, да так и не перестает. И пьет белое вино. Бутылку за бутылкой, просто поразительно. Имеется небольшая легочная гиперемия отечной природы, мочеиспускание обильное, но в этом нет ничего удивительного. Кровопускание, припарки, микстуры — он испробовал всё, но пациент остается вялым и теряет силы. Во мнении второго медика нет особой необходимости, но иногда подтверждение диагноза придает пациенту уверенность...

Дуайт почти не слушал, размышляя о других пациентах, и проследовал за коллегой по коридору в спальню мистера Пенвенена. Всё навевало ужасные воспоминания. Но они покинули Дуайта, когда он увидел Рэя Пенвенена в постели, тот скрючился, как раненая ласка, лицо его было сухим и землистого цвета. Мистер Пенвенен никогда не был привлекательным, но теперь кожа на лице и руках висела складками.

Когда Дуайт подошел к постели, Пенвенен произнес привычным строгим тоном:

— Не могу сказать, что мы расстались друзьями, доктор Энис. Тем больше я признателен, что вы пришли.

Дуайт слегка поклонился, но не ответил. Он осмотрит мистера Пенвенена, но не более.

— Я настаивал, чтобы вызвали вас, несмотря на молодость, полагая, что в вас достаточно мужества не склоняться к мнению других людей. Доктор Силвейн делает всё возможное, но этого явно недостаточно.

— Что ж, мистер Пенвенен, сделанного не воротишь...

— Я впервые за многие годы серьезно болен, доктор Энис. У меня такое чувство, что нужно срочно что-то предпринять, иначе эта болезнь окажется последней.

— Надеюсь, что нет.

Дуайт наклонился с каменным лицом, чтобы осмотреть пациента.

И сразу знакомые симптомы.

— Сейчас жара нет, доктор Силвейн.

— Да, как я и сказал, в результате лечения. Но два месяца назад был.

— Но с тех пор не было, доктор Энис, — подал голос мистер Пенвенен.

— И этот кислый запах изо рта.

Мистер Пенвенен был так слаб, что едва мог перевернуться.

— Вы много пьете, мистер Пенвенен?

— Весьма. Ничего крепкого, только легкое канарское.

— А воду?

— Да, иногда и воду.

— А как питаетесь?

— Ем за четверых, хотя стал тощим, как селедка. А ведь до сих пор находил обжорство соседей отвратительным.

После тщательного осмотра Дуайт опустил полог над постелью и подошел к окну. Никакой Кэролайн с огненными волосами и в черной амазонке. Никакого тявкающего пса. Не было и Анвина Тревонанса с крупной, как у льва, головой. Лишь больной, почти умирающий человек.

— Я также рассматривал возможность, — пробубнил в нос доктор Силвейн, последовав за Дуайтом, — наличия ленточных червей в кишечнике. С этим-то зверским аппетитом. Но осмотрел стул и не нашел никаких свидетельств.

— А моча?

— Необычно сладкая на вкус. Но учитывая недобродившее вино... Кстати, поразмыслив, я предположил туберкулезную инфекцию атмосферной и космически-теллурической природы, индуцированную сырым местным климатом на фоне изобилующей различными металлами и минеральными веществами почвы. Миазмы от подобных минеральных залежей всегда пагубны, местные жители страдают от чахотки и выглядят истощенными даже в лучшие времена. Хорошо хоть здесь мало крупных городов. Как вы знаете, сэр, когда на акре обычной земли живут несколько тысяч человек, их собственные испарения поднимаются на семьдесят один фут высоты. А здесь было бы куда опасней.

— Совершенно очевидно, что это диабет, — сказал Дуайт.

— А? — едва слышно и гнусаво выдохнул через нос Силвейн. — А!

— У одного человека, я позабыл его имя, Уиллис, кажется, был этот недуг, много лет с тех пор прошло. А недавно... И все остальные симптомы — аппетит, похудение, кислый запах изо рта...

— И полидипсия [8]... — задумчиво проговорил Силвейн. — Я думал об этом. Такую вероятность можно рассматривать, но симптомы противоречивы. Жар...

— Жар отсутствует уже два с половиной месяца. Полагаю, было бы ошибкой рассматривать его как симптом.

— И еще признаки подагры. И легочная гиперемия...

— Весьма типично и очень опасно.

— Я так не считаю.

Доктор Силвейн подозрительно покосился на Дуайта, но тот и не думал сдаваться.

— А я считаю, что другого диагноза быть не может.

— Мистеру П. пятьдесят семь лет. Для человека его возраста такой внезапный приступ...

— Подобное случается. Короче говоря, я в этом уверен.

— Вы же не намереваетесь рассказать ему о своей точке зрения. Это будет серьезным ударом. Я не отвечаю за последствия.

— А я не отвечаю за них, если всё будет продолжаться по-прежнему.

— А как же еще? Вы же не рассчитываете, что он поправится при таких-то жалобах!

Они проговорили вполголоса еще несколько минут, а потом Дуайт вернулся к постели. Рэй Пенвенен смотрел на него налитыми кровью глазами.

— Итак, доктор Энис, будете меня резать?

— Нет, сэр. Полагаю, мы сумеем кое-что для вас сделать. А вы можете сделать кое-что для себя сами.

— Как?

— Прекратив употреблять привычную пищу и напитки. В особенности вино.

— Но только от него мне и становится легче! Как же мне утолить жажду?

Перейти на страницу:

Все книги серии Сага о Полдарках

Похожие книги

Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия