Читаем Уорлегган полностью

— Если ты сыграешь свою.

— Как?

— Помоги убедить Росса, что ты ему не враг.

— Росс мне неинтересен.

— Да, но теперь Фрэнсис и Росс — партнеры. Невозможно убедить одного без другого.

Джордж опустил глаза на свой хлыст. Возможно, потому что этот взгляд не предназначался Элизабет.

— Ты приписываешь мне сверхъестественное могущество. Что я должен делать?

— Если ты сделаешь то, что в твоих силах, я сделаю то, что в моих, — сказала Элизабет. — Надеюсь, что смогу поддержать тебя в этой сделке.

— Ты смогла бы.

Он склонился над рукой Элизабет и на сей раз поцеловал ее с довольно старомодной официальностью, которая сказала то, что он намеревался донести.

— Не провожай меня, — произнес он. — Моя лошадь у двери.

Джордж вышел из комнаты, закрыв за собой дверь, и пересек большой и пустой зал. Ветер стучал открытыми ставнями. Когда Джордж оказался у входной двери, из маленькой гостиной вышла тетушка Агата и засеменила в его направлении. Джордж попытался скрыться с ее глаз, но несмотря на почти полную глухоту, тетушка сохраняла зоркость.

— Да неужели это Джордж Уорлегган, или я совсем выжила из ума? Вот уж слух пойдет. Непременно начнут болтать. Могу поклясться, уже несколько лет ноги вашей не было в этом доме. Что, слишком зазнались?

Джордж улыбнулся и склонился над иссохшей рукой.

— Приветствую тебя, старая карга. Черви уже, поди, заждались. Удивительно, что некоторые умудряются начать гнить еще над землей.

— Зазнались, как я полагаю, — повторила тетушка Агата, одна трясущаяся рука присоединилась ко второй на трости. — Вы только поглядите на этот жилет. Я помню вас еще мальчишкой, Джордж, чуть больше Джеффри Чарльза. Как вы были напуганы, явившись сюда в первый раз. Теперь всё по-другому.

Джордж улыбнулся и кивнул.

— Нужно издать закон, чтобы позволял травить старух, мэм. Или душить их подушкой. Это не заняло бы много времени. Если бы вы остались последней из Полдарков, я сделал бы это лично. Но не беспокойтесь, ваши внучатые племяннички сами выроют себе могилу. И много времени это не займет.

Из глаза тетушки Агаты упала большая капля и скатилась по диагонали в складке щеки. Это не было проявлением чувств, такое просто случалось с ней время от времени.

— Вы всегда были другом Фрэнсиса, как я припоминаю, и никогда не дружили с Россом. Что вы сказали? В тот первый раз вы нервничали, были едва оперившимся юнцом, и Чарльз сказал, что мальчик привел приятеля из школы. Что ж, времена изменились. Я еще помню те годы, когда в таком наряде и до Труро нельзя было проехать, чтобы вас не обчистил какой-нибудь разбойник или бродяга. Вы виделись с Фрэнсисом?

— Я виделся с Элизабет, — ответил Джордж, снова поклонившись. — Ты как раз напомнила мне о том, что я забыл, старушенция. Помирай побыстрее, и пусть тебя саму позабудут.

— Всего хорошего, — попрощалась тетушка Агата. — Приезжайте как-нибудь и оставайтесь на ужин. В последнее время у нас мало гостей.

<p>Глава вторая</p>

Фрэнсис добрался домой незадолго до шести. Элизабет он обнаружил сидящей у окна за вышивкой покрывала для кресла, а тетушку Агату — примостившейся у крохотного огонька.

— Уух, ну и духота у вас тут.

Он подошел к окну и распахнул его.

— Слушай, старушка, тебе бы лучше лечь в постель, чем трясти тут старые кости.

Но произнес он это незлобиво.

Тетушка Агата скосила на него глаза.

— А ты с гостем-то нашим разминулся, Фрэнсис. Ну вот на волосок разминулся. В последнее время к нам не часто заглядывают гости.

— Тебе следовало попросить его отужинать, Элизабет.

Фрэнсис посмотрел на жену, и та вспыхнула, донельзя раздосадованная тем, что старушка её опередила, как и тем, что это её заботило.

— Приходил Джордж Уорлегган.

— Джордж? — по тому, как Фрэнсис произнес это имя, все стало ясно. — Ты с ним виделась?

— Да, но быстро ушел.

— Надеюсь, что так. Чего он хотел?

Элизабет подняла серые глаза, которые в подобные этому мгновения могли выглядеть особенно искренне и невинно.

— Не думаю, чтобы он чего-то хотел. Просто передал, что на его взгляд бессмысленно продолжать эту ссору.

— Ссору, значит.

— И он был крайне любезен, — добавила тетушка Агата. — Если я не совсем выжила из ума, могу сказать, что состояние облагородило его манеры. Как в старые добрые времена — преклонил он пред нами колено.

— Интересно, знал ли он, что я стою к нему спиной. — фыркнул Фрэнсис.

Элизабет вернулась к вышивке.

— Джордж сказал, что вы с ним друзья с самого детства, и он не желает, чтобы между вами возникло отчуждение. Он сказал, что не желает ни капельки вмешиваться в твои дела или Росса, лишь только помочь нам во всей полноте ощутить радость жизни.

— Ты рассказываешь это как без запинки заученный урок.

Пальцы Элизабет в замешательстве запорхали над корзинкой, подбирая новый цвет.

— Но это его слова. Можешь принять их или отвергнуть, Фрэнсис.

— Помнится мне, то ли в год скандала с мадам Дюбарри, то ли годом позже, — промолвила тетушка Агата, — ты впервые привел Джорджа к нам домой. Крепенький мальчонка, присылали его в бархате и шелках, вкуса-то у матери его не было; а глядел бычком, увернувшимся от ножа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сага о Полдарках

Похожие книги

Убить змееныша
Убить змееныша

«Русские не римляне, им хлеба и зрелищ много не нужно. Зато нужна великая цель, и мы ее дадим. А где цель, там и цепь… Если же всякий начнет печься о собственном счастье, то, что от России останется?» Пьеса «Убить Змееныша» закрывает тему XVII века в проекте Бориса Акунина «История Российского государства» и заставляет задуматься о развилках российской истории, о том, что все и всегда могло получиться иначе. Пьеса стала частью нового спектакля-триптиха РАМТ «Последние дни» в постановке Алексея Бородина, где сходятся не только герои, но и авторы, разминувшиеся в веках: Александр Пушкин рассказывает историю «Медного всадника» и сам попадает в поле зрения Михаила Булгакова. А из XXI столетия Борис Акунин наблюдает за юным царевичем Петром: «…И ничего не будет. Ничего, о чем мечтали… Ни флота. Ни побед. Ни окна в Европу. Ни правильной столицы на морском берегу. Ни империи. Не быть России великой…»

Борис Акунин

Драматургия / Стихи и поэзия
Том 2: Театр
Том 2: Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту. Обращаясь к старым мифам и легендам, обряжая персонажи в старинные одежды, помещая их в экзотический антураж, он говорит о нашем времени, откликается на боль и конфликты современности.Все три пьесы Кокто на русском языке публикуются впервые, что, несомненно, будет интересно всем театралам и поклонникам творчества оригинальнейшего из лидеров французской литературы XX века.

Жан Кокто

Драматургия