Уоррен Баффет. Биография

«Я пошел на курсы Дейла Карнеги, потому что понимал, насколько не приспособлен к жизни в социуме. Отдал организаторам чек, но затем испугался и заморозил его».

Отсутствие навыков общения не предвещало ничего хорошего в его отношениях со Сьюзан Томпсон. Уоррен писал ей письма на протяжении всей осени. Сьюзан не поощряла это занятие, но и не просила перестать ее беспокоить. Уоррен понял: для того чтобы получить возможность стать ближе к Сьюзан, нужно понравиться ее родителям. На День благодарения он поехал с ними в Эванстон на футбольный матч Северо-Западного университета. Позже они пообедали вместе со Сьюзан, но она быстро сбежала и отправилась на другое свидание⁴.

Обескураженный, но заинтригованный, Уоррен вернулся в Нью-Йорк и продолжил встречаться с Ванитой. «Из всех, кого я встречал, у нее было самое оригинальное мышление».

На самом деле свидания с ней стали непредсказуемыми и даже рискованными. Иногда она угрожала, что поедет в Вашингтон и, когда его отец Говард будет произносить речь в Конгрессе, бросится к его ногам с криком «Ваш сын — отец моего будущего ребенка». Уоррен считал, что она вполне способна на это. В другой раз она устроила Уоррену сцену на выходе из кинотеатра. Не желая ее слушать, он усадил Ваниту на урну на углу улицы⁵.

Ванита была умна, красива, и с ней невозможно было соскучиться, однако Уоррен знал, что связываться с ней рискованно. Но ходить с ней на свидания было так же захватывающе, как выгуливать леопарда на поводке, размышляя о том, можно ли его приручить. Тем не менее «Ванита держала себя в руках. Она вполне могла вести себя подобающим образом, с этим у нее не было проблем. Вопрос заключался лишь в том, хотела ли она вести себя как надо. Она могла поставить тебя в неловкое положение, но только тогда, когда ей этого хотелось».

Однажды Уоррен пригласил ее на обед, который давал Нью-Йоркский атлетический клуб в честь Фрэнка Мэттьюза, выдающегося адвоката и министра военно-морских сил. Прийти вместе с прекрасной «Мисс Небраска» было ему на руку. Сам Мэттьюз был из Небраски, среди гостей было множество людей, с которыми стоило бы познакомиться, и Уоррен хотел, чтобы его узнали. Пока разносили закуски, Ванита сделала все, чтобы Уоррен стал предметом всеобщего обсуждения. Когда он представил ее как свою подругу, она поправила его и сообщила, что на самом деле является его женой. «Я не понимаю, почему он это делает, — сказала она. — Он стыдится меня? Вы бы меня стыдились? Каждый раз, когда мы идем куда-то, он притворяется, что я всего лишь его подруга, а мы женаты».

В конце концов Уоррен осознал, что хотя Ванита и могла при желании держать себя в руках, но «на самом деле всегда хотела смутить» его. «Ей просто нравилось ставить меня в неудобное положение, — говорит он. — И она делала это регулярно». Ванита обладала особой привлекательностью, и если бы у него не было выбора, кто знает, чем бы все закончилось¹¹⁸.

Каждый раз, когда Уоррен приезжал домой в Небраску, он встречал Сьюзан Томпсон. Он виделся с ней только когда она позволяла — то есть довольно редко. Она казалась ему сложной натурой, в чем-то даже властной и не скупившейся на эмоции. «Сьюзи была намного, намного более зрелой, чем я», — говорит Уоррен. Он влюблялся в нее все сильнее и начал понемногу отдаляться от Ваниты, несмотря на то что Сьюзи не воспринимала его всерьез⁶. «Мои намерения были очевидны, — рассказывает он. — Просто они никак на нее не влияли».

Баффеты были хорошо знакомы с семьей Сьюзан Томпсон. Ее отец Док Томпсон даже руководил единственной неудачной предвыборной кампанией Говарда. Но в остальном они отличались от семьи Уоррена как небо и земля. Дороти Томпсон, мать Сьюзи, крошечная миловидная женщина, добросердечная и мудрая, была известна как «женщина, которая соглашалась со всем». Она всегда заботилась о том, чтобы ужин был на столе ровно в шесть, и поддерживала своего мужа, доктора Уильяма Томпсона, во всех его начинаниях. Этот седой чванливый мужчина невысокого роста носил бабочки и костюмы-тройки пастельных тонов: розовые, сиреневые, бледно-зеленые. Он выглядел изумительно и преподносил себя как человека, уверенного в собственной неотразимости. Он говорил, что происходит «из рода учителей и проповедников», и, похоже, стремился копировать и тех и других⁷.