Не припоминаю образчика такой манеры изъясняться.
Эти звуки, хоть мы и шли, приклеившись друг к другу, по первости казались мне ирландским языком.
Да и Уотт меня не понимал. Прошу яинещорп, говорил он, яинещорп, прощения ушорп.
Думаю, из-за этого я упустил много чего, полагаю, интересного, касавшегося, подозреваю, восьмой, или последней, стадии второго, или завершающего, этапа пребывания Уотта в доме мистера Нотта.
Однако вскоре я привык к этим звукам и понимал так же хорошо, как всегда, то есть добрую половину того, что пробивалось сквозь мою барабанную перепонку.
Поскольку слух мой начал сдавать, хотя близорукость осталась неизменной. С другой стороны, мои чисто умственные способности,
правильно называемые способностями???
??
были, если это возможно, выдающимися более обычного.
Этим беседам мы обязаны следующим.
Однажды вся четверка — мистер Нотт, Уотт, Артур и мистер Грейвз — собралась в саду. Стоял прекрасный летний денек. Мистер Нотт медленно бродил вокруг, то исчезая за одним кустом, то появляясь из-за другого. Уотт сидел на пригорке. Артур стоял на лужайке, беседуя с мистером Грейвзом. Мистер Грейвз опирался на вилы. Но поблизости глыбой высился пустой дом. Один рывок — и они в безопасности.
Артур сказал:
Не отчаивайтесь, мистер Грейвз. Когда — нибудь тучи рассеются, и солнце, так долго скрытое, наконец изольет на вас свой свет, мистер Грейвз.
У меня, значится, не вскакивает, мистер Артур, сказал мистер Грейвз.
Э, мистер Грейвз, сказал Артур, не говорите так.
Когда, значится, я говорю «вскакивает», сказал мистер Грейвз, я, значится, имею в виду… Он взмахнул вилами.
А вы не пробовали бандо, мистер Грейвз? сказал Артур. По капсуле до и после еды с небольшим количеством теплого молока, а потом перед самым сном. Я уже все перепробовал и совсем было отчаялся, когда подруга рассказала мне о бандо. Ее муж, понимаете ли, никогда без него не обходился. Попробуй, сказала она, и возвращайся лет этак через пять — шесть. Я попробовал, мистер Грейвз, и это кардинально изменило мое отношение к жизни. Из человека унылого, вялого, мучимого запорами, покрытого перхотью, избегаемого друзьями, со зловонным дыханием и подорванным аппетитом (годами я питался одним лишь жирным беконом) через четыре года употребления бандо я превратился в оживленного, неутомимого, заядлого нудиста с железным здоровьем, почти отца и поклонника вареного картофеля. Бандо. Как слышится, так и пишется.
Мистер Грейвз сказал, что он попробует.
Трудность с бандо, сказал Артур, заключается в том, что его больше нельзя приобрести в этой несчастной стране. Насколько я понимаю, средства попроще вроде остреина и шпанской мушки все еще можно выцыганить у наиболее человечных аптекарей в разных районах города в первые десять-пятнадцать минут сразу после обеда. Но вот с бандо даже в субботу вечером вы промыкаетесь понапрасну. Поскольку власти, загребшие, как обычно, бразды правления в свои лапы и совершенно безразличные к страданиям тысяч мужчин и десятков тысяч женщин по всей стране, сочли уместным наложить эмбарго на этот замечательный товар, за умеренную цену несущий радость в дома и прочие места свиданий, пребывающие ныне в запустении. Он не может попасть в наши порты и пересечь нашу северную границу, разве только в виде случайных, рискованных и тайных поставок, то есть будучи припрятанным в женском белье, например, или в мужских сумках для гольфа, или в полом требнике священника-вольнодума, где он при обнаружении немедленно арестовывается, изымается каким-нибудь высокопоставленным таможенным чинушей, наполовину спятившим от интоксикации спермой, и продается в десять, а то и пятнадцать раз дороже первоначальной цены измотанным коммивояжерам, возвращающимся домой после бесплодных поездок. Но лучше я проиллюстрирую свою мысль рассказом о том, что произошло с моим старинным приятелем мистером Эрнестом Луитом, никогда не покидавшим меня в темные школьные и университетские годы, хоть он и был часто побуждаем к этому своими и моими доброжелателями. Его диссертация, я это прекрасно помню, носила название «Математическое чутье весткельтов» — тема, по которой он придерживался самых радикальных взглядов, поскольку водил близкое знакомство с казначеем колледжа, а союз их (поскольку это было не чем иным) держался на общности вкусов и, боюсь, даже обычаев, чересчур расхожих в академических кругах, из коих, возможно, наиболее любимым было потребление бренди по пробуждении, что они обычно делали в обществе друг друга. Луит испросил и в конце концов получил от казначея сумму в пятьдесят фунтов, которой, по его наивным расчетам, должно хватить на покрытие расходов шестинедельной исследовательской экспедиции в графство Клэр. Его смехотворная смета выглядела следующим образом:
ф.
ш.
п.
Переезды
1
15
0
Ботинки
0
15
0
Цветные бусы
5
0
0
Чаевые
0
10
0
Еда
42
0
0
Итого
50
0
0