Упадок и разрушение Римской империи (сокращенный вариант)

Епископы Италии и провинций были готовы признать римских епископов первыми по сану и в союзе (именно таким очень точным определением они выразили свое решение) среди христианской аристократии. Но эта самодержавная власть была с презрением отвергнута народами Азии и Африки, и честолюбивый Рим встретил там более мощное сопротивление своей духовной власти, чем то, которое в прошлом было оказано его земному господству. Патриотичный Киприан, который самовластно управлял карфагенской церковью и провинциальными соборами, решительно и успешно воспротивился честолюбивым намерениям римского понтифика, умело соединил свою борьбу с подобными же усилиями других восточных епископов и, подобно Ганнибалу, стал искать новых союзников в глубине Азии. В этой бескровной Пунической войне прелаты-соперники проявили гораздо больше человеческой слабости, чем умеренности. Их единственным оружием были гневные обличения, ругательства и отлучение от церкви, и в продолжение всего спора они выкрикивали все это в адрес друг друга с одинаковыми яростью и благочестием. Тяжелая необходимость осудить либо папу римского, либо святого мученика приводит в отчаяние современных католиков каждый раз, когда они обязаны рассказывать о подробностях этого диспута, в котором защитники религии дали волю таким своим страстям, которые кажутся более подходящими для сената или военного лагеря.

Усиление авторитета церкви привело к памятному в истории разделению верующих на мирян и духовенство, иначе клириков, чего не было у греков и римлян[40].

Первое из этих слов обозначало основную массу христиан, второе же, в соответствии со своим прямым значением, обозначало ту избранную часть верующих, которая была выделена из общей массы для религиозного служения; это славное сословие одарило нас самыми выдающимися, хотя не всегда самыми поучительными темами для современной истории. Вражда между духовными лицами иногда нарушала спокойствие юной церкви, но они вместе с одинаковым усердием и энергией трудились ради общего дела, и властолюбие, которое (самым хитрым образом замаскировавшись) могло проникнуть в души епископов и мучеников, воодушевляло их на то, чтобы увеличить число их подданных и расширить границы империи христианства. У них не было в распоряжении никаких земных сил – ни власти, ни войск, а гражданская власть долгое время не только не помогала им, а, наоборот, охлаждала и подавляла их порывы. Но они освоили и применяли внутри своего сообщества два самых эффективных инструмента правления – награду и наказание: для наград средства предоставляла набожная щедрость верующих, для наказаний – их же благочестивые тревоги по поводу будущего.

I. Общность имущества, которая была такой приятной забавой для фантазии Платона и отчасти существовала в суровой секте ессеев, какое-то короткое время была принята и в ранней христианской церкви. Религиозный пыл первых приверженцев христианства побуждал их продать ту земную собственность, которую они презирали, сложить вырученные за нее деньги к ногам апостолов и довольствоваться равной с остальными долей того, что раздавали всем в общине. Развитие христианской религии привело сначала к смягчению, а потом к постепенной отмене этого великодушного установления, которое в руках менее чистых, чем руки апостолов, очень скоро было бы извращено и употреблено во зло при возврате человеческой натуры к свойственному ей эгоизму. Тем, кто переходил в новую веру, теперь было разрешено продолжать владеть полученным ранее по наследству имуществом, получать наследства как по завещанию, так и по закону и умножать свою собственность всеми законными способами, существующими в торговле и ремесле. Проповедники Евангелия стали допускать, чтобы христиане жертвовали церкви не все, что имеют, а лишь небольшую часть имущества, и на еженедельных или ежемесячных собраниях общины каждый верующий вносил в общий фонд добровольное пожертвование, размер которого зависел от требований случая и от богатства и благочестия жертвователя. Ни один дар, как бы он ни был мал, не отвергался, но верующим усердно внушали, что то положение закона Моисея, где говорится о десятине, по-прежнему остается данной Богом обязанностью и что раз евреям, жившим по менее совершенному учению, было велено отдавать десятую часть всего, чем они владеют, то ученикам Христа пристало возвысить себя над ними большей щедростью и приобретать заслуги ценой отказа от лишних сокровищ, которые очень скоро погибнут вместе с самим миром[41].