Упадок и разрушение

— Может быть, вы страдаете нарциссизмом? — осведомился начальник тюрьмы. — Министерство до сих пор не откликнулось на мой запрос о штатном психоаналитике.

— Посадите его под особое наблюдение, — посоветовал главный надзиратель. — Сразу станет ясно, нормальный он или нет. Помнится, бывали случаи, когда под наблюдение сажали таких, что их и не примешь за психов. Так просто, со странностями. За два-три дня они превращались в озверевших маньяков. Полковник Мак-Аккер свято верил в этот метод.

— Вы, вероятно, были очень одиноки, до того как к нам попали? Служили, наверно, смотрителем маяка или пасли овец…

— Нет, сэр.

— Невероятно! Вот что, я хочу еще поразмыслить над вашим случаем. Со временем я вас вызову и дам ответ.

Поля отвели в камеру, но уже на следующий день он вновь предстал перед начальником тюрьмы.

— Я самым тщательным образом изучил вашу просьбу, — сообщил сэр Уилфред. — Вообще-то, я решил использовать ваш случай в моей книге о психологии преступления. Хотите послушать, что я о вас написал? «Случай Р., — начал он. — Довольно образованный молодой человек из приличной семьи. Никаких преступных действий в прошлом. Осужден на семь лет тюремного заключения за вербовку проституток. По окончании месячного одиночного заключения Р. попросил и впредь не выводить его на общие работы. Меры, предписываемые Правилами внутреннего распорядка: а) содержать под наблюдением врача для исчерпывающего заключения о душевном состоянии заключенного или б) принудить к труду совместно с другими арестантами, пока заключенный не лишится этого почетного права, совершив проступок согласно указанным Правилам.

Меры, предпринятые сэром Уилфредом Лукасом-Докери. Я определил, что Р. отягощен мизантропическими тенденциями, вызванными чувством собственной неполноценности в присутствии посторонних. Преступление Р. явилось попыткой самоутвердиться за счет общества (ср. случаи Г. Д. и Ж.). В соответствии с этим я попытался нейтрализовать психологическое торможение Р. как социальный феномен, последовательно применяя следующие меры: на первом этапе Р. совершал получасовые прогулки с другим заключенным, с которым ему разрешалось вести беседы на ряд дозволенных тем (история, философия, общественная жизнь и т. п.). Собеседники Р. выбирались среди заключенных, чьи преступления не могли вызвать обострении в состоянии Р.». Дальнейших этапов я пока не разработал, — заметил сэр Уилфред, — но, как видите, отнесся к вашей просьбе внимательно. Вам, наверное, приятно будет узнать, что благодаря этим заметкам о вас со временем узнает мировая наука. Отчего бы случаю Р. из практики сэра Уилфреда Лукаса-Докери не стать примером для грядущих поколений? Согласитесь, что это возвышает над повседневной губительной рутиной!

Поля увели.

— Заключенные с кухни жалуются, что не в силах работать с «Цэ двадцать девять», — сообщил главный надзиратель. — У него на руках заразный лишай.

Не отвлекайте меня! — возмутился сэр Уилфред. — Я занят: работаю над третьим этапом перевоспитания Р., то бишь «Дэ четыреста двенадцать».

В тот же день трудновоспитуемый Р. перешел на новый распорядок.

— На выход! — скомандовал надзиратель, открывая камеру. — Возьми шапку.

Тюремный двор, где обычно кружили заключенные, был пуст и безлюден.

Стой смирно! Я сейчас, — сказал надзиратель и ушел.

Он вернулся в сопровождении плюгавенького человечка в арестантском халате.

— Вот тебе дружок, — пробурчал надзиратель. — А вот дорожка. Будете здесь гулять. Касаться друг друга запрещается. Хватать друг друга за рукава запрещается. Обмениваться предметами — тоже запрещается. Разрешается: ходить на расстоянии метра друг от друга и разговаривать про историю, философию и смежные области. По звонку разговоры прекращаются. Ясно? Быстро ходить нельзя. Медленно — нельзя. Так велел начальник. И упаси вас бог сделать что-нибудь не так! А теперь — гуляйте.

— Идиоты! — сказал человечек. — В шести тюрьмах сидел, но такой глупости не видывал! Бред! Не поймешь, что творится. Что касается тюрьмы, она может отправиться к чертям собачьим. Возьмите хотя бы священника. Носит парик!

— Надолго вас сюда? — вежливо спросил Поль.

— На этот раз нет. Не могли выдумать, в чем меня обвинить. «Полгода за злостное бродяжничество». Выслеживали меня аж месяц, но так и не придумали, к чему прицепиться. Вообще, полгода — срок что надо. Понимаешь, что я имею в виду? Встречаешь старых дружков, а потом выходишь на волю. Посидеть полгода — с нашим удовольствием, я не против. Меня тут знают, завсегда поручают мыть лестницу. Сам понимаешь, надзиратели знакомые, поэтому чуть прослышат, что я опять загремел, сразу придерживают это местечко для меня. Найди с ними общий язык, и вот посмотришь в следующий раз, как к тебе станут относиться.

— Это что же, лучшая работа?