Упасть еще выше

Зворыкина отказываться не стала, хотя есть не хотелось. Пришлось пробовать, потом хвалить приготовленное домработницей. Хотелось поскорее уйти из этого дома, и даже не потому, что ей не нравилось здесь, а потому, что сил беседовать впустую уже не было. Для себя она решила, что будет почаще возвращаться к разговору о муже, чтобы заставить вице-губернатора хоть что-то пообещать. Понятно уже, помогать незнакомому человеку у него желания нет, но сам-то он хорошо знает: достаточно одного слова, не обязательно требовать, а просто намекнуть, что подследственный – необходимый обществу человек…

В заключение обеда Виктор Васильевич налил себе коньяку из темной пузатой бутылки, а его жена попросила ликера, предложив его и Лене. Но Зворыкина от алкоголя отказалась. Кондаков пригубил коньяк, потом поставил бокальчик на стол и почти торжественно произнес:

– А теперь на десерт – самое главное! Я уже начал говорить о службе психологической поддержки, но меня перебили…

Он строго посмотрел на жену, как будто это Инна Сергеевна виновата в смене темы, и продолжил:

– Я уже обращался с этим вопросом к профессору Кадилову, попросил составить смету, какой-нибудь бизнес-план. Или что там у вас. Финансирование обеспечим, комитет по здравоохранению возражать не станет – на психов у нас выделяется очень много, но меньше их не становится. Зато мы поможем нашим сотрудникам исполнять свой долг перед народом с еще большим рвением. Так вот, поскольку сам Максим Максимович этим заниматься не будет, то я попрошу его предложить на руководство этой службой именно вас. Не попрошу, а прямо скажу: или поручаете Зворыкиной, или я прикрываю лавочку… Как вам такое?

– Вы же знаете, что сейчас мне будет сложно. Мне заказано несколько книг, а потом проблемы в семье, о чем вспоминать не хочется, но думать приходится постоянно.

– Все образуется. Кстати, о книгах. Ту, что я подарил, прочитайте внимательно, вдруг поможет в работе.

– Вряд ли. В этой книге Нина Николаевна пытается доказать, будто мораль – это установки, которые передают предшествующие поколения своим потомкам, основываясь на собственных комплексах, религиозных запретах и фобиях. Религия, соответственно, тоже проявление тех же страхов, главным из которых является страх смерти. Никто не может доказать существование Бога, однако все как мантру, повторяют заповеди: того нельзя, этого.

– Я, кстати, знаю, что их десять, а если перечислять все подряд, то не припомню.

– Не убий, не укради, – подсказала Инна Сергеевна, – не возжелай жену ближнего… – Она замолчала и добавила негромко: – Чти отца своего… кажется.

– Вот это правильная заповедь! – одобрил вице-губернатор. – Если, конечно, понимать под отцом нечто более широкое. Ведь хороший командир в армии – он ведь солдатам как отец. И чиновник высокого ранга если не будет так же по-отечески ко всем относиться, то грош ему цена…

В столовую вернулась домработница и стала убирать пустые тарелки.

– Паша, – обратился к ней Кондаков, – ты заповеди знаешь?

– Что день субботний, – ответила она, продолжая заниматься своим делом, – шесть дней работай, а седьмой отдыхай.

– Лихо ты! – восхитился Виктор Васильевич и засмеялся. – Я твой намек понял: завтра суббота, и ты хочешь отдохнуть.

– Не мешало бы, – ответила домработница и посмотрела почему-то на Лену.

И только сейчас Зворыкина вспомнила, что прошла неделя с того дня, как задержали Колю. Прошла неделя – страшная и горькая, не принесшая ничего, кроме горя и мрачных мыслей. Неделя, в течение которой не было ничего хорошего. Погибла Рита Ковальчук, а за что ее убили, не ясно до сих пор. Завтра суббота, и завтра будут хоронить Риту.

Глава 17

Отпевание и похороны прошли быстро. Священник как будто куда-то спешил. А потом и могилу закопали очень быстро. Все происходило в такой спешке, что могло показаться, Ковальчук никому на этом свете ни живая, ни мертвая не нужна. Лена поддерживала за руку мать Ковальчук – предпенсионного возраста женщину, которая постоянно утирала платком слезы и что-то шептала. Иногда до Лены доносились слова, а иногда целые фразы. Мать Риты повторяла разборчиво только одно:

– Господи, за что мне все это? За что?..

Когда шли с кладбища, женщина подергала Лену за рукав, призывая остановиться и пропустить тех немногих, кто пришел проститься с ее дочкой.

– Вот так родишь, кормишь, воспитываешь, последнее от себя отрываешь, надеешься, что и она тебя в старости не бросит… А вон оно как получается – ни жизни теперь, ни денег…

На кладбище пришли не больше десятка коллег, а ехать на квартиру к Рите поминать никто не собрался: суббота, лето, дачный сезон. Только Рейнгольд да Зворыкина туда отправились, чтобы не бросать пожилую женщину в одиночестве.