Упасть в небо

Ринон наконец-то вернулась из Лариндейля. Я была ей рада, она мне, кажется, тоже. Дождавшись, пока Шон выйдет из комнаты, Ри округлила глаза и заговорщицки зашептала мне на ухо:

– Я её нашла!

– Кого? – не поняла я.

– Её! Обыскала весь сад, но нашла!

– Кого нашла?

– У самого забора! Я уж и не надеялась, а вдруг вижу – она там!

– Ри, кто там?

– Лохофундрия перистолистная!

– Лохо-кто?

– Лохофундрия!

– А это что?!

– Редкость! – удовлетворённо сообщила Ри. – Хочешь, с тобой поделюсь?

– Хочу! – без сомнений закивала я. А что, – получу редкость, а заодно узнаю, что это такое. От Ри мне, похоже, объяснений не дождаться.

Ри сунула руку в карман и извлекла пакетик:

– Я её уже приготовила!

Развернула бумажку, явив мне жёлтую пыль. И зачем это? У нас такого счастья на любой глинистой дороге летом три телеги – бери даром, только никому не надо.

Ри взяла вощёный лист, отсыпала примерно треть своего запаса и подвинула бумагу с горкой подозрительной субстанции ко мне. Я, подумав, перешла на магическое зрение. Не, это не глина… это что-то растительное. Наклонилась, чтобы понюхать…

– Не смей! – взвизгнула Ри.

– Почему? Это яд?

Оказалось, что не яд. А нечто и впрямь чудесатое – я о таком и не слыхала. Выяснилось, что от лохофундрии человек сначала начинает икать, но это только первую пару минут. А вот дальше начинается нечто несусветное – голос прыгает вверх на октаву и остаётся таким примерно час.

– Как если гелия вдохнуть, – пояснила Ри.

Шутку с гелием я знала – Шон давал нам попробовать. Вдохнёшь – и начинаешь не говорить, а пищать. Учитель объяснил, что это связано со скоростью звука в газе – в гелии она в два с лишним раза выше, чем в воздухе. Вот и выходит вместо нормального голоса – детский фальцет. Но чтобы такое можно было учинить при помощи растения – я не знала.

– Представляешь, какие перспективы для розыгрышей? – Зелёные глаза Ри заблестели предвкушением. – У нас один кавалер, когда старшие не видят, повадился на горничных орать. Олсу до слёз довёл… вот я ему устрою! Откроет рот рявкнуть – а оттуда мышиный писк!

Я закивала головой. Что чувствуешь, когда на тебе срывают злость, а ты не можешь ответить, я хорошо помнила.

– А ещё я синь-травы привезла! Тебе дать немножко?

Про синь-траву я слышала. Это растение семейства злаковых содержало стойкий краситель цвета индиго – потри травой любой влажный предмет, и тот посинеет. Правда, вживую я ещё никогда её не видела – у нас, на севере, синь-трава не росла.

– А с ней ты что делать хочешь? – поинтересовалась я. В том, что у Ри и тут есть план, я не сомневалась.

– Эла одна упырица замучила. На три года его старше, на полголовы выше и всё время пристаёт. Увидит и начинает губы облизывать – чтобы были розовыми и влажными. Эл от неё шарахается, говорит, ему кажется, что та его сожрать хочет.

Я сочувственно вздохнула. А потом, когда до меня дошло, что затеяла Ри для защиты брата, захихикала:

– Ты хочешь напылить порошок синь-травы ей на губы? Чтоб как облизнётся – посинели?

– Ага! – с энтузиазмом закивала Ри. – Представь – губы синие, зубы синие и язык синий! Подойдёт к зеркалу – упадёт!

– А они навсегда синие? – опасливо поинтересовалась я.

– Не, на неделю. Чтоб облизываться на Эла перестала.

Сложно сказать, до чего бы мы договорились, но вернулся Шон.

Переглянувшись, мы выдали хором: «Тссс!» – и уткнулись в полезную книгу о ядах.

Шон понимающе взглянул на нас, мотнул головой и фыркнул.

Глава 23

Знание некоторых принципов легко возмещает незнание некоторых фактов.

К. Гельвеций

Жизнь текла своим чередом. Цвели одуванчики, мы с Асом готовились к сессии, по вечерам учили «Практическую магию», вместе ездили верхом, а потом сидели на сеновале и грезили о драконьих крыльях. Иногда мне снилась дальняя горная страна, где садилось солнце, но, слава Ларише, шахмат по ночам больше не было. Идиллия продолжалась до субботы, когда прилетевший Шон ткнул пальцем в висевшую над моей кроватью записку: «Показать часы Шону!!!»

Записку, кстати, писала Бри. Она же её и прилепила, я сама всё время забывала это сделать…

– Что за часы? – заморгал на меня карими глазищами Шон. И внезапно прищурился: – Ну-ка, двигайся ближе и смотри в глаза! Ни фига ж себе! И как я раньше не заметил?

– Что там? – занервничала я.

– В твоих мозгах кто-то покопался. Ничего страшного вроде нет, но с этими часами что-то неладное. Откуда ты их взяла?

А он что, не видит? В часовой мастерской, когда мы были в Ларране. Там ещё мастер симпатичный был. Только лица я не запомнила…

– Не запомнила? С драконьей памятью? – хмыкнул Шон. – А сами часы где?

– Мои – в тумбочке.

– Что значит – твои? А есть ещё чьи-то?

– Ну да. Я первые Асу подарила. Для него и выбирала, а мастер как будто понял, меня похвалил и ещё эти дал. Ой, я же брать не хотела… – мой голос упал, – …но почему-то взяла.

Шон уже извлёк из тумбочки серебряный листок плюща с жуком-оленем. Безошибочно нажал на спинку жука, чтобы распахнулись надкрылья. И присвистнул:

– Радужный алмаз! Никогда не встречал такого цвета!