Выражение его лица теплое, а улыбка широкая. Его губы изгибаются в знакомой
ухмылке, и я знаю, что он думает о чем-то порочном.
В животе просыпаются знакомые покалывания, спускающиеся вниз, к моей
киске, заставляя ее набухать и пульсировать. Я не испытывала оргазм несколько дней,
а ведь я уже так к ним привыкла.
-
ответ.
Но во рту пересохло, а мой язык ощущается тяжелым и онемевшим. С моими
губами дела обстоят не лучше. Они потрескались, и когда я провожу языком по
нижней губе, мне тут же на ум приходит сравнение с наждачной бумагой.
Трубка, через которую меня кормят, проходит через мою левую ноздрю и
спускается вниз по всей длине глотки. Она вызывает зуд, но я не могу почесаться или
смахнуть ее. Мне больно. Я чувствую эту чертову трубку каждый раз, когда глотаю, и
на вкус она, как антисептик.
-
- За что? - шепчу я в ответ.
Я хочу услышать от него слова сожаления о том, что он не признался мне раньше
в том... что любит меня.
-
Я хмурюсь. Он обожает наручники.
- Как только мы будем уверены в адекватности твоего психического состояния,
мы сможем их снять.
Все это неправильно. Совершенно, неправильно.
- Ты знаешь, почему ты здесь, Оливия? - мягко спрашивает женщина.
- Я - доктор Джэнис Слоан. Я социолог-криминалист Федерального Бюро
Расследований, - говорит она, - полиция опознала тебя по отчетам о пропавших. Твоя
подруга Николь сообщила о твоем похищении. Мы искали тебя. Твоя мама очень
волновалась.
4
Я хочу заговорить, только для того, чтобы сказать ей, чтобы она закрыла, на хрен,
свой рот. Я практически чувствую, как все волосы на моем теле встали дыбом.
Вскоре последует больше вопросов, тех же самых вопросов, и тогда я должна
буду на них ответить. Я знаю, что это единственный способ отвязаться от них.
Они оставляют меня пристегнутой и накачивают успокоительными; они говорят,
что я пыталась поранить ухаживающую за мной медсестру.
Мысленно я отвечаю им, что они первые пытались сделать мне больно. Что я не
просила отвозить меня в больницу, и что кровь была не моя, а ее законному
обладателю она больше не понадобится. Я была абсолютно уверена, что тот был
мертв. Точнее, я была единственным человеком, кто знал это наверняка - ведь именно
я его убила.
- Я знаю, что для тебя это нелегко. То, через что ты прошла..., - я слышу, как она
сглатывает.
- Я не могу себе это даже представить, - продолжает она.
Это попахивает жалостью, а мне она не нужна. Не от нее.
Она протягивает свою руку, чтобы прикоснуться к моей, но я мгновенно
одергиваю ее. Звонкий лязг моих наручников, ударяющихся об изголовье кровати,
звучит, словно угроза применения насилия. И я более чем готова совершить это самое
насилие, если она попытается прикоснуться ко мне еще раз.
Подняв обе руки, она делает шаг назад.
Мое дыхание начинает успокаиваться, а черный круг, ограничивающий мой
обзор, рассеиваться, показывая мир в четком и цветном изображении. Теперь, когда
она привлекла мое внимание, я замечаю, что она не одна. С ней мужчина.
Наклонив голову набок, он смотрит на меня так, словно я головоломка, которую
он хочет разгадать. Его взгляд мне до боли знаком.
Я поворачиваю свою голову к окну, смотря на дневной свет, пробивающийся
сквозь горизонтальные жалюзи.
Мой желудок скручивает в узел.
сознании. Он так же смотрел на меня. Мне интересно, почему, ведь казалось, он и без
зрительного контакта мог читать мои мысли.
Все мое тело изнывает. Я скучаю по нему. Я так сильно скучаю по нему. Я снова
ощущаю слезы, вытекающие из уголков моих глаз.
5
Доктор Слоан не унимается, - Как ты себя чувствуешь? Я получила краткую
информацию от другого социолога-криминалиста, присутствовавшего при твоем
первичном осмотре, а также детали событий, произошедшие в Полицейском
Департаменте Ларедо.
Я с трудом сглатываю.
На меня обрушиваются воспоминания, но я им сопротивляюсь. Они мне не
нужны.
- Я знаю, все кажется иначе, но я здесь, чтобы помочь тебе. Тебя задержали по
обвинению в нападении на сотрудников поста федеральной границы, в хранении
оружия, за сопротивление при аресте и подозрении в совершении тяжкого