upload

Вопреки обыкновению король оделся так быстро, что лорд Никчэм (которому один из слуг Фреда как раз чистил уши) и лорд Треплоу (который в это время пожирал десерт «Услада Герцога», принесённый с кухни по его приказу) были застигнуты врасплох и едва успели выбежать из своих спален, захватив с собой жилетки. Сапоги они были вынуждены натягивать уже на бегу, прыгая на одной ножке.

— Быстрее, лентяи! — бросил король Фред через плечо догоняющим его лордам. — Я должен помочь своим подданным!

«Ну разве эгоистичный король торопился бы так на встречу с простолюдинами, жаждущими его милости?» — подумал Фред. — «Да никогда в жизни!»

Королевские советники были потрясены, увидев его вовремя и в скромном одеянии (скромном для Фреда, конечно). Главный советник Аскетт даже позволил себе одобрительную улыбку во время поклона.

— Ваше величество сегодня рано начинает приём, — отметил он. — Люди будут счастливы. Они стоят в очереди с самого рассвета.

— Пускай заходят, Аскетт, — разрешил король. Он уселся на трон и жестом приказал Никчэму и Треплоу занять места по обе стороны от него.

Двери открылись, и один за другим начали входить просители.

Люди, с которыми беседовал Фред, часто не могли и слова вымолвить, когда оказывались лицом к лицу с настоящим живым королём, чьи портреты висели во всех ратушах. Одни начинали глупо хихикать, другие вообще забывали, для чего пришли; пару раз посетители даже падали в обморок. Сегодня Фред был особенно милостив. Рассмотрение каждого прошения заканчивалось тем, что король вручал пару золотых монет, или благословлял ребёнка, или разрешал старушке поцеловать ему руку.

Тем не менее, хотя он улыбался и раздавал золотые монеты и обещания, слова Дейзи Паркетт продолжали звучать в его голове. Эгоистичный, тщеславный и жестокий... Ему хотелось сделать что-нибудь особенное, чтобы показать, какой он замечательный человек, и чтобы доказать, что он готов пожертвовать собой ради других. Каждый король Раздолья раздавал золотые монеты и выполнял пустяковые просьбы в День Прошений. Фред же хотел совершить что-нибудь настолько удивительное, чтобы память об этом не потускнела в веках, и попасть в учебник истории не как изобретатель новой шляпы для фермеров, а как настоящий герой.

Лорды, сидевшие по обе стороны от Фреда, откровенно скучали. Эх, лучше бы их оставили валяться в спальнях до обеда и не заставляли здесь сидеть и слушать, как крестьяне рассказывают о своих мелких неприятностях... Прошло несколько часов, и наконец последний проситель со словами благодарности покинул Тронный зал. Треплоу с облегчением вздохнул — его живот уже целый час урчал от голода.

— А теперь — обед! — прогудел он.

Но как только охранники попытались закрыть двери, послышался какой-то шум, и створки дверей снова распахнулись.

Глава 9. Рассказ пастуха

— Ваше величество, тут ещё пастух из Торфяндии хочет подать прошение, — сообщил Аскетт, поспешно подходя к королю Фреду, который как раз поднимался с трона. — Он немного опоздал, но если ваше величество решит, что пора обедать, то я сообщу ему, что приём окончен.

— Торфяндец! — фыркнул Никчэм, помахав перед носом надушенным платком. — Вы только представьте себе, ваше величество!

— Неслыханная дерзость — опоздать к королю! — воскликнул Треплоу.

— Нет, — сказал Фред после недолгих колебаний. — Раз уж этот бедолага прошёл такой долгий путь, то мы его примем. Давай его сюда, Аскетт.

Такое свидетельство доброты и отзывчивости преображённого короля привело главного советника в восторг, и он быстро зашагал к дверям, делая знак охранникам пропустить пастуха. Король опять уселся на трон, а Никчэм и Треплоу снова расселись по своим креслам; на их лицах застыло кислое выражение.

Старик, ковылявший к трону по красной ковровой дорожке, выглядел довольно неопрятно: борода выглядела нечёсанной, кожа сильно обветрилась, одежда была изношена и залатана во многих местах. Шапку он испуганно сорвал с головы сразу, как только вошёл в зал. Приблизившись к месту для просителей, где они обычно останавливались и кланялись или приседали в реверансе, пастух вместо этого рухнул на колени.

— Ваше величество! — прокряхтел он.

— «Ваше ве-е-еличество», — вполголоса проблеял овцой Никчэм, передразнивая старого пастуха.

Треплоу беззвучно засмеялся, и его подбородки затряслись, как холодец.

— Ваше величество, я добирался до вас целых пять дней, — продолжал пастух. — Дорога была тяжёлой. Меня подвозили на телегах, а когда некому было подвезти, я шёл пешком, и мои ботинки совсем сносились...

— Да не тяни ты уже... — пробормотал Никчэм, не вынимая длинного носа из носового платка.

— ...но все эти дни я думал только о старине Клоке, ваше величество, и о том, как вы мне поможете, если я смогу добраться до дворца.

— Что это ещё за «старина Клок»? — поинтересовался король, разглядывая заштопанные штаны пастуха.

— Так зовут мою старую собаку. Вернее, звали... — ответил пастух, и его глаза наполнились слезами.