Уплотнение границ

Основная часть российской экспансии в западном направлении пришлась на период до 1830 года. Особенно успешными с точки зрения территориальных приобретений были царствования Петра I и Екатерины II. Российский дискурс границы сформировался, однако, в XIX веке, когда в центре военной и дипломатической повестки стоял Восток[15]. Под пером Ф. И. Тютчева в стихотворении «Русская география» естественные границы России трактуются как предопределенные Провидением: «Москва, и град Петров, и Константинов град / Вот царства русского заветные столицы… / Но где предел ему? и где его границы / На север, на восток, на юг и на закат? / Грядущим временам судьбы их обличат… /… / Вот царство русское… и не прейдет вовек, / Как то провидел Дух и Даниил предрек». Размышляя о роли границы в политической истории русского народа, С. М. Соловьев высказывал взгляды, во многом схожие с теми, что сформулирует через несколько лет Фредерик Джексон Тернер применительно к истории США[16]. В их центре стояла идея «фронтира», которая в случае России отсылала к внутренней колонизации Сибири, замирению Кавказа и военной экспансии в Средней Азии и на Дальнем Востоке[17]. Героем фронтира был казак, чьей популярности способствовали такие писатели, как Гоголь. Казак соединял в себе черты военного защитника империи и свободного жителя окраин[18]. При описании истории российской экспансии и самодержавия в качестве важнейших нередко рассматривались геополитические или, вернее, геокультурные факторы[19]. Так, самодержавие трактовалось в качестве ответа на необходимость управлять изолированными индивидами и как политическое решение проблемы русской «воли» в условиях безграничных степей[20]. Известно также влияние, которое оказала предложенная Халфордом Маккиндером теория «хартленда», «географической оси истории», на отношение российских, а затем советских правителей к картам, которые, как считалось, предопределяли геостратегические цели[21]. Лейтмотивом для российских элит была идея продвижения вплоть до побережий или гор, то есть до удобных для обороны рубежей. Одним из расхожих и зачастую напрямую воспроизводимых в историографии объяснений экспансии является идея несовершенства российских границ, а значит, необходимости их улучшить. Растянутые, бесформенные, монотонные рубежи – такой образ «рыхлой» границы оправдывал в глазах российских правителей политику двойного рубежа, которая подразумевала создание зоны влияния за пределами национальной территории, например в Синьцзяне (Восточном Туркестане) и Северной Персии. Российские рубежи казались также слишком пористыми, проницаемыми, ведь они не разделяли нации, языки или религии. Большинство из них являлись границами между империями, которые были установлены в ходе переговоров, шедших с начала XVIII века; в условиях роста националистических движений их мозаичный характер вызывал все больше проблем[22].

Российская территориальная «булимия» подпитывала навязчивую идею, а вместе с ней и ставила нелегкую задачу – охранять чрезвычайно протяженные и удаленные от центра рубежи: 1217 верст границы со Швецией, 1110 – с Германией, 1150 – с Австро-Венгрией и 10 000 – с Китаем, от Памира до Приморья. В официальных источниках традиционно подчеркивалось, что Россия рано осуществила централизацию пограничной службы[23]. Современные исследования, однако, показали, что, как и в случае других империй, речь шла скорее об управлении различиями и делегировании суверенитета и ответственности на окраинах[24]. Пограничная служба была учреждена в 1782 году; она опиралась на местных добровольцев и казачество. Создание пограничной полиции в качестве вспомогательной силы при таможенной службе датируется началом XIX века. В 1893 году она была преобразована в отдельный корпус. Подготовленные полковником М. П. Чернушевичем историко-учебные издания свидетельствуют о стремлении уже в начале XX века передать молодым пограничникам традиции в области охраны рубежей и идею героической борьбы с контрабандистами[25]. Уже в эти годы граница порой выступала в роли политического фильтра или пространства полицейского сотрудничества. В период между Венским конгрессом и 1880-ми годами империи Романовых, Габсбургов и Гогенцоллернов практиковали выдачу дезертиров, революционеров, преступников и бродяг. Это коснулось, в частности, участников польского восстания 1831 года[26]. После революции 1905 года российской пограничной страже совместно с таможенной службой и полицией была поручена борьба с революционной пропагандой и ввозом оружия[27]. Это касалось в первую очередь западных границ империи, хотя создание санитарного кордона и совместные репрессивные операции на территории Иранского Азербайджана свидетельствовали об озабоченности, связанной с распространением революционных идей в Закавказье, на границах с Персией и Османской империей[28].