Жестоко? Как сказать. Ведь через несколько минут я исполнила то, что обещала Чаку. Но мужчины такие робкие – не то что мы; иного не расшевелишь, не заставив напрямую соперничать с другим самцом. Это даже кошки знают. («Робкие» не значит «трусы». Мужчина – в моем понимании – может спокойно смотреть в лицо смерти. Но возможность попасть в смешное положение, быть застигнутым во время полового акта, его замораживает.) – Ничего я не передумал! – вскинулся Чарльз.
Я одарила его самой солнечной своей улыбкой и раскрыла ему объятья.
– Тогда иди ко мне и поцелуй меня так, как тебе хочется!
Он поцеловал, и мы оба снова загорелись (а то его увертки и опасения охладили было и меня). Тогда я не слыхала еще слова «оргазм» – не думаю, что оно было известно в 1897-м году, – но по некоторым своим экспериментам знала, что иногда внутри получается что-то вроде фейерверка. К концу нашего поцелуя я ощутила, что близка к этому моменту, и отвела губы ровно настолько, чтобы прошептать:
– Я сниму с себя все, дорогой Чарльз, если хочешь.
– Ух ты! Конечно!
– Ладно. Хочешь раздеть меня?
Он стал раздевать, как умел, а я тем временем отстегивала, отшпиливала и развязывала, облегчая ему задачу. Вскоре я была уже голая, как лягушка, и готова вспыхнуть, как факел. Я приняла позу, которую долго репетировала, и у Чарльза перехватило дыхание, а у меня восхитительно защекотало внутри.
Прижавшись к Чаку, я стала расстегивать его застежки. Он застеснялся и я не слишком напирала, однако заставила его снять брюки и кальсоны, положила их на ящик, загораживавший люк, поверх своих одежек, и опустилась на попону.
– Чарльз…
– Иду!
– А у тебя есть эта штука?
– Какая?
– Ну, «веселая вдова».
– Да где же ее взять, Мо? Мне ведь всего шестнадцать, а папаша Грин продает их только женатым или кому уже есть двадцать один. – Бедняжка совсем расстроился.
– А мы с тобой не женаты, – спокойно сказала я, – и не хотим жениться, как пришлось Джо и Амелии, – мою мать удар бы хватил. Но ты не горюй – подай мне мою сумочку.
Он подал, и я достала припасенный презерватив. – Иногда полезно быть докторской дочкой. Я стащила его, когда прибирала у отца в кабинете. Посмотрим, подойдет ли. (Я хотела проверить еще кое-что. Усиленно хлопоча последнее время о чистоте собственного тела, я стала очень придирчиво относиться и к опрятности других. Некоторым моим одноклассникам и одноклассницам очень пригодился бы совет моего отца и побольше горячей мыльной воды.) Теперь я – настоящая декадентка. Лучшее в Бундоке, после замечательных обычаев – это великолепная сантехника.
Чак был чистый, и от него хорошо пахло – наверное, недавно он помылся так же усердно, как и я. Тянуло слегка мужским запашком, но свежим – даже в те годы я понимала разницу.
Мне стало легко и весело. Как мило со стороны Чака предоставить мне такую ухоженную игрушку!
Предмет моего внимания находился всего в паре дюймов от моего лица, и я вдруг нагнула голову и поцеловала его.
– Эй! – чуть не завопил Чак.
– Я тебя шокировала, дорогой? Он такой милый и славный, что мне захотелось его поцеловать. Я не хотела тебя смущать (хоть и не прочь была выяснить, что тебя смущает, а что нет).
– Ты меня не шокировала. Мне… мне понравилось.
– Ей-богу?
– Да!
Я видела, что он готов. – Теперь возьми меня, Чарльз.
При всей моей неловкости и неопытности мне все же пришлось направлять его – я делала это осторожно, поскольку уже задела однажды его гордость.
Чарльз был еще неискушеннее, чем я. Свои познания о сексе он черпал, должно быть, в парикмахерской, в бильярдной и за сараем – из откровений невежественных холостяков, меня же учил старый мудрый врач, любивший меня и желавший мне счастья.
В сумочке у меня было еще одно патентованное средство – вазелин, чтобы смазаться в случае надобности. Надобности не возникло – я была скользкая, точно от льняного семени. И все же:
– Чарльз! Дорогой! Осторожней, пожалуйста! Не так быстро.
– В первый раз надо быстро, Мо. Тебе будет не так больно. Это все знают.
– Чарльз, я не все. Я – это я. Делай это медленно, и мне совсем не будет больно – я так думаю.
Мне, возбужденной и взволнованной, хотелось, чтобы Чак проник в меня поглубже, но он и в самом деле оказался больше, чем я ожидала.
По-настоящему больно мне не было, но я знала, что будет очень больно, если мы поторопимся.
Милый мой Чарльз сосредоточился и придерживал себя. Я закусила губу и подалась ему навстречу – еще и еще. Наконец он твердо уперся в меня и погрузился внутрь. Я расслабилась и улыбнулась ему.
– Ну вот! Превосходно, дорогой. А теперь делай все, что хочешь.
Но я слишком долго тянула. Чак усмехнулся, я ощутила несколько быстрых содроганий, он перестал улыбаться и погрустнел. Он кончил.
Итак, для Морин фейерверк на первый раз не состоялся – да и для Чарльза тоже. Но я не слишком разочаровалась – ведь главная моя цель осуществилась: я перестала быть девственницей. Взяв себе на заметку спросить у отца, как можно продлить этот процесс – я была уверена, что добилась бы фейерверка, продержись мы чуть подольше, – я больше не думала об этом, счастливая тем, чего достигла.