Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди

– Никто не любит, дорогая, но пока ты живешь у меня, придется потерпеть, когда я сочту нужным показать тебя доктору. И давай не будем спорить. Да и с доктором Рамси ты давно знакома – он тебя принимал вот на этой самой кровати.

– Правда?

– Правда. Его отец был нашим первым семейным врачом, а нынешний доктор Рамси пользует меня с рождения Элис Вирджинии и принимал вас обоих. Его сын только что окончил интернатуру и, может статься, будет принимать твоего первенца. Ведь Рамси тоже говардовцы и практически члены нашей семьи. Отец и Мэриэн рассказывали вам про Фонд Говарда?

– Про что?

– Я слышал, но мельком, – сказал Дональд. – Папа сказал – забудь об этом и подожди еще пару лет.

– Думаю, что пара лет уже прошла. Что скажешь, Присцилла, если тебе исполнится шестнадцать, а тебе, Дональд, восемнадцать? Прямо сейчас, а не через два года?

– Как это, мама?

Я вкратце объяснила им, что такое Фонд.

– Поэтому говардовцам приходится часто менять свой возраст, чтобы не попасть на заметку. Поговорим об этом утром. Я иду спать. Маме нужно отдохнуть – завтра трудный день. Поцелуйте меня на ночь еще раз, милые.

– Да, мама. Я тоже пойду к себе – и прости, что побеспокоили тебя.

– Переживем. Тебе не обязательно возвращаться к себе, если сама не хочешь.

– Правда?

– Правда. Снявши голову, по волосам не плачут.

(Если первый биллион живчиков тебя не достал, милая, у следующего биллиона шансов уже не будет. Так что наслаждайся, пока можно, – ведь если ты беременна, нас ждет целый букет неприятностей. Мы еще не обсуждали истинную причину недопустимости инцеста – но погоди, скоро ты услышишь страшную лекцию бабушки Морин о жуткой опасности усиления рецессивных генов – мне кажется, я ее читаю через некоторые промежутки уже много веков подряд.)

Ну, кажется, попала я из огня да в полымя. Совсем недавно я сидела в своей камере, гладила Пикселя (он пропадал три дня, я уже стала волноваться) и смотрела от нечего делать какую-то дурацкую порнушку. Тут ввалились злыдни – четыре штуки в масках и балахонах, – схватили меня, надели, как водится, ошейник с четырьмя поводками, но никуда не повели, а пристегнули к кольцам на стенах.

Пиксель, как увидел их, сразу улизнул. Двое стражников, один слева, другой справа, начали сбривать мне волосы за ушами.

– Могу я спросить, что происходит?

– Стой смирно. Это для электродов, чтобы оживить тебя на церемонию.

– Какую еще церемонию?

– После суда и казни. Не дергайся.

Я стала дергаться еще пуще, один ударил меня по лицу, потом вошли еще четверо, убили первых четверых и засунули под мою койку. Меня отстегнули, и один из новых чуть слышно сказал:

– Мы из Комитета эстетических устранений. Делайте вид, что боитесь, и сопротивляйтесь, когда мы вас поведем.

Сделать вид, что я боюсь, оказалось нетрудно. Меня вывели в коридор и повели мимо «зала суда», потом резко свернули налево и через служебную дверь вошли на погрузочную площадку, где меня втолкнули в фургон и захлопнули за мной дверь. Открыли дверь снова, кинули ко мне кота, захлопнули дверь, грузовик дернулся и поехал. Я упала, кот на меня.

– Это ты, Пиксель?

– Мрру! – (Не будь дурочкой!)

Мы все еще едем. О чем бишь я? Ах да. Утром я пробудилась от кошмара, в котором один из моих сыновей трахал свою сестру, а я говорила: «Дорогой, не надо этого делать на лужайке перед домом – соседи увидят».

Проснувшись и поняв, что это только сон, я вздохнула с облегчением. Но потом вспомнила, что не такой уж это и сон – слишком реальная под ним основа, мозг послал в кровь порцию адреналина, и я окончательно пришла в себя. Господе Иисусе! Мать Твоя Богородица! Дональд, неужели ты обрюхатил свою сестру? Дети, я искренне хочу вам помочь, – но, если вы допустили это, помочь будет нелегко.

Сидя в туалете, я вновь услышала ритмичную музыку – ту же, что и ночью, и с тем же эффектом: опять возбудилась. Зато сразу полегчало – такого еще не бывало, чтобы возбуждение уживалось во мне с депрессией. Они что, всю ночь этим занимались?

Когда скрип прекратился, я спустила воду – раньше не хотелось их беспокоить. Потом воспользовалась биде, чтобы не начинать день воняющей мускусом, почистила зубы, наскоро умылась и причесалась.

Порывшись в гардеробе, я нашла старый летний халат Патрика, который в свое время конфисковала у него, подарив ему к медовому месяцу новый. Один из своих халатов взяла для Присциллы, другой – для себя и постучалась к ним.

– Входи, мама! – счастливым голосом крикнула Присцилла.

Я открыла дверь и протянула им халаты:

– Доброе утро, милые. Разбирайте. Завтрак через двадцать минут.

Присцилла выскочила из постели и поцеловала меня. Дональд немного замешкался, но тоже не постеснялся предстать нагишом перед своей строгой мамашей. Запах в комнате был еще гуще, чем мне помнилось.

Что-то потерлось об мои ноги – ее светлейшее высочество. Она вскочила на кровать и громко замурлыкала. Присцилла сказала: