Забегая вперед, скажем, что 15 июня 1918 года Кронштадт посетил патриарх Тихон. Встречали его со всеми подобающими почестями. Патриарха встречали толпы народа, среди которых было много и рабочих, и матросов. В газете «Петроградский церковно-епархиальный вестник» справедливо отмечалось: «День посещения Патриархом Кронштадта был большим праздником для православных жителей этого города. И праздник этот чувствовался везде и всюду». Патриарх посетил кронштадтские храмы и отдал долга памяти отцу Иоанну Кронштадтскому. Его проповедь была адресована революционным матросам. Патриах, в частности, сказал: «Кронштадт известен не только нашему Русскому государству, но известен и всему миру. Есть два главных основания его широкой известности. Первое основание – это то, что Кронштадт есть грозная крепость военная, защита столицы нашей. Второе основание, вторая причина его известности, более знакомая и более близкая всем нам, это то, что Кронштадт представлял из себя великую твердыню духа в лице молитвенника незабвенного о. Иоанна, который более 50-ти лет трудился и молился в этом городе. Теперь нет ни той, ни другой твердыни.
Уже не стоит грозным станом град для внешних врагов. Пала его твердыня, пала потому, что все мы потеряли крепость духа. Слово Божие говорит: «семя свято – стояние миру», т. е. земля наша держится праведниками. Священная история многими повествованиями указывает, что Господь терпит грехи людей, если есть праведники на земле. Не будем оплакивать падение внешней твердыни, ибо все это поправимо. Будем заботиться, чтобы нам развить твердыню духа Христова, чтобы каждый из нас являл собою крепость духовную. Тогда, при этой крепости духовной, разовьется и мощь физическая. По тому одушевлению, с каким встречали меня в столице, по вашему многолюдству, можно видеть, что начинается возврат к прежнему благочестию… Объединяйтесь около пастырей своих, будьте крепким оплотом веры православной. Господь да укрепит вас, да ниспошлет благословение вашему граду и всем вам».
Фактически Тихон призывал к прекращению революции, но никто, даже самые радикально настроенные матросы не посмели прервать его речь. Декларируя самые безбожные лозунги, подавляющее большинство из них все еще оставались в душе православными людьми. …А убийства офицеров не прекращались. Но на это уже никто не обращал внимания. Только в ноябре-декабре 1917 года анархиствующими и бандитствующими матросами в Петрограде, Кронштадте, Гельсингфорсе и Ревеле было убито около трехсот морских офицеров, столько же армейских и просто «буржуев». Войдя во вкус, многие братишки перешли вскоре к откровенным грабежам и убийствам простых обывателей, терроризируя Петроград так, что на его улицы стало опасно выходить даже днем. При этом правительство оставалось ко всему происходящему совершенно безучастно, терпя эти преступления, так как конфликтовать с матросами было пока весьма опасно.
Мало кто знает, но в январе 1918 года петроградские анархисты решили «крепко разобраться с США», взорвав бомбой американского посла Д. Френсиса. При этом своих намерений они нисколько не скрывали. Американскому послу было напрямую объявлено, что его непременно разорвут в клочья, если в США не освободят арестованных за организацию теракта американских анархистов Т. Муни и А. Беркмана. Разумеется, что исполнителями убийства были определены матросы. Почему именно они? Да потому, что все знали – изничтожь матросы хоть дюжину послов, им все сойдет с рук. Однако послу повезло. Из США вскоре пришла новость, что смертная казнь американским анархистам заменена на длительное тюремное заключение. И матросы посла Д. Френсиса помиловали…
С момента победы Октябрьской революции в Петрограде матросы полностью контролировали штаб большевиков в Смольном. Именно они осуществляли его охрану и решали большинство внутренних административных вопросов. Даже в своем собственном штабе большевики попали в зависимость от матросов. Из воспоминаний генерал-лейтенанта М.Д. Бонч-Бруевича. Прибывшего в Смольный по приглашению своего брата известного большевика В.Д. Бонч-Бруевича: «Пропуска для нас были уже готовы; вслед за каким-то лихим матросом, вышедшим к нам навстречу, мы торопливо прошли по забитой вооруженной толпой широкой лестнице Смольного… Наш проводник бесцеремонно работал локтями и подкреплял свои и без того красноречивые жесты соленым матросским словцом. В расстегнутом бушлате, с ленточками бескозырки, падавшими на оголенную, несмотря на зимние морозы, широкую грудь, с ручными гранатами, небрежно засунутыми за форменный поясной ремень, он как бы олицетворял ту бесстрашную балтийскую вольницу, которая так много успела уже сделать для революции в течение лета и осени 1917 года.
– Пришли, товарищи генералы, – сказал он, останавливаясь около ничем не примечательной двери, и облегченно вздохнул.