— Бумажки интересные, — Сергей хмыкнул. — Эта кассирша документики вынесла, так по ним видно, что директор банка кредиты выдавал частникам, у которых склады обнесли. Нэпманы эти долг этот пока не вернули, и кажется мне, не собирались вовсе. А еще — что перед смертью Абрикосов двадцать тысяч из банка забрал.
— Интересно, — Мальцев даже чуть привстал со стула, наклонился к Травину. — И где теперь эти бумажки?
— Там же, на месте лежат. Только ты, Пал Евсеич, обыск там устраивать не торопись, тайком забери.
— Это с чего такая таинственность?
— Сдается мне, — объяснил Травин, — кто-то информацию оперативную сливает бандитам, и уже давно, может из коммунхоза, а вдруг и из адмотдела. Если ты туда с милицией приедешь, человечек этот затаится, и его уже не выковырять. А так, выдаст себя, проявится обязательно, они ведь Ферапонтову наверняка за эти бумажки укокошили, знала она слишком много, все выплаты через нее шли.
Мальцев что-то оживленно чертил на листе бумаги.
— Я правильно тебя понимаю, что частники брали кредит в банке, покупали товар, потом его у них воровали, и кредит они вернуть не смогут, так что долг им спишут? Верно? Нет, наверняка и кражи-то не было, прямо с фабрики увозили, гниды, а со складов только малую часть, поэтому и ограбления им нужны были, чтобы следы недостачи скрыть. А нэпманов убивали, чтобы это не всплыло. Погоди, так жертвы эти, которых убили, они кредит как раз не брали, Абрикосов — так просто продал свой магазин и деньги забрал.
— Точно, — кивнул Травин, то, что сказал Валет, он решил пока следователю не говорить, но намекнуть надо было, — выходит, кражи со склада и убийства не связаны никак, а значит, Панченко нэпманов не убивал. И ходит убийца пока на свободе.
— Ты же читал дело, нож с его пальчиками нашли. Как только Панченко умер, убийства прекратились.
— Ножик этот, — Сергей поморщился, — ну никак орудием убийства быть не может. Сам посуди, горло Манукянцу располовинили от уха до уха одним движением вместе с гортанью, не просто вены вскрыли, а чуть не отрезали голову, тут посерьезнее оружие нужно, вроде как шашка или тесак. Или бебут какой-нибудь, у казаков такие видел. Шея, она только с виду нежная и беззащитная, а там и мышцы, и хрящи, и жир, просто так не разрезать, и сила нужна большая, и лезвие острое и достаточно длинное. Топором еще можно с хорошей заточкой, но им проще перерубить, а тут рана резаная была.
— Со знанием дела говоришь, — хмыкнул Мальцев. — Самому вот так приходилось?
Травин кивнул.
— Ты кому-нибудь еще об этом рассказывал?
— Нет, только тебе.
— Хорошо, и не говори. Мы же дело вместе изучали, и я, и Гирин с Карецким, а они-то уж должны были знать, в Красной армии вместе служили, странно это.
— Вот и я говорю — странно.
— Ты раньше времени поклеп на работников органов не наводи, — строго сказал Мальцев, — каждый может ошибиться. Но как только что узнаешь, сразу ко мне, никакой самодеятельности.
— Обещаю.
— Хоть и скользкий ты тип, Травин, но признаю, резон в твоих словах есть. И вот еще, от Дарьи ты отступишься.
— Нет. Да и не пара она нам с тобой.
— Почему? — изумился следователь.
— Такие женщины не для долгих отношений, Пал Евсеич, они свободу ценят. Вон, дела у нее вчера были, так она меня домой отослала, без извинений или смущения. Надо порвать будет, так же спокойно это сделает. Ты же, может, семью с ней хотел создать, детишек чтобы нарожала, борщи варила да дома сидела. Я-то тебя помоложе буду, но поверь, не выйдет ничего.
— Не твое это дело.
— Личные дела впутывать не будем?
— Не будем, — кивнул Мальцев. — Только потому тебя выслушал, Травин, что мысли у нас с тобой схожие, тоже чувствую, две разные банды это. Да и в то, что ты замешан, тоже не очень верю, но учти, следить буду постоянно. Чуть дернулся куда, тут же из свидетеля в обвиняемого превратишься. И чтобы никаких там пинкертоновских штучек, я — следователь, и это мои дела, а не твои. Буду вызывать тебя на допросы, тогда и разговаривать будем. С Ферапонтовой и ее землей нарисуешь все и расскажешь, что и как. В остальном тоже никаких тайн.
— Договорились, — Травин нарисовал кое-как на листе бумаги подобие карты, обозначил, где находится сарайчик, объяснил, как его гарантированно найти, приподнялся, звякнул наручниками. — Паша, пистолет мне дашь? Лучше парабеллум, я к нему с войны привычнее.
— Крынько! — крикнул следователь. В комнату заглянул милиционер. — Снять с задержанного наручники, вывести из здания. И чтобы духу его здесь не было.
Несмотря на обеденное время, Сергей успел еще вернуться к зданию коммунхозотдела, забрать мотоцикл, оставленный на попечение дворника, и прокатиться по нескольким объектам. Пришел домой он только часов в восемь, голодный и уставший. Хотел было к соседке пойти, но его перехватил Кирилл.
— Дядя Сережа, — сказал он, — деньги сегодня занесли.
— Все?
— С запасом, сто пятьдесят рубликов бумажками. Сказали, полтинник — это за фингал, который Петрухе поставили. И вот еще, — Киря протянул Сергею листы бумаги, — велено передать с нижайшим поклоном.
Тот взял бумажки, развернул.