Управление недоверием

Представление о том, что прозрачность восстановит общественное доверие к демократии, основано на ряде проблематичных допущений, прежде всего на предположении, что, «если люди знают», это все меняет. Но все не так просто. Конец правительственной секретности не означает рождение информированных граждан, так же как усиление контроля не обязательно предполагает рост доверия к публичным институтам. Например, когда американские избиратели узнали, что США начали войну с Ираком, не доказав, что тот обладает оружием массового поражения, они все равно переизбрали президента, который развязал войну. Итальянцы также позволяли Сильвио Берлускони оставаться у власти более десятилетия, хотя были прекрасно осведомлены обо всех делишках, которых, как надеялись его противники, уже достаточно, чтобы избавиться от этого парня. Но в политике «знать обо всем» каждый понимает по-своему. Сам факт того, что правительства разных стран вынуждены раскрывать информацию, еще не означает, что люди будут знать больше или понимать лучше. Если вы не доверяете мне, спросите своего бухгалтера. Он вам объяснит, что лучший способ воспрепятствовать налоговому инспектору, изучающему работу вашей компании, – это предоставить ему всю возможную информацию вместо нескольких нужных и полезных пунктов. Когда речь идет об отношениях между доверием и контролем, все становится еще сложнее. Правда ли, что контроль рождает доверие, или он просто замещает его? Не увеличивают ли авторитарные правительства свой контроль над обществом для того, чтобы им больше доверяли?

Вопреки убеждениям сторонников прозрачности, утверждающих, что можно сочетать требование открытого правительства с защитой частной жизни граждан, я убежден, что полная прозрачность правительства означает полную прозрачность граждан. Мы не можем сделать правительство абсолютно прозрачным, не жертвуя нашей частной жизнью. Вопреки этим защитникам, которые верят, что политика полной открытости улучшит качество публичной дискуссии, я считаю, что огромные потоки информации сделают публичную дискуссию более сложной, сместив фокус с моральной правомочности граждан на их компетентность в той или иной сфере. Вопреки ожиданиям сторонников движения за прозрачность, будто полная открытость правительственной информации сделает публичную дискуссию более рациональной и менее параноидальной, я считаю, что зацикленность на прозрачности только подольет масла в огонь конспирологических теорий. Нет ничего более подозрительного, чем призыв к полной прозрачности. И никто искренне не может утверждать, что, когда наши правительства станут более прозрачными, наши дискуссии станут менее параноидальными.

Подъем движения за прозрачность потенциально может изменить демократическую политику, но мы должны быть уверены, что единодушны в понимании направления изменений. Может ли движение за прозрачность восстановить доверие к демократическим институтам или, напротив, «разуверить» граждан в официальной версии демократии?

Общество шпионов

Важно отметить, что наша зацикленность на прозрачности влияет на сам способ функционирования демократии. Она может даже способствовать процессу замещения представительной демократии политическими режимами, функция которых будет сведена к контролю граждан за работой исполнительных органов. Вопреки провозглашаемым устремлениям восстановить доверие к демократическим институтам, движение за прозрачность может ускорить процесс трансформации демократической политики в управление недоверием. Политика прозрачности не является альтернативой демократии, которая не оставляет выбора; она оправдывает ее и стирает различие между демократией и новым поколением ориентированных на рынок авторитарных режимов. Неудивительно, что китайские лидеры с энтузиазмом поддерживают идею прозрачности. Они выступают лишь против принципа состязательности партий, идей и поиска политических альтернатив коммунистическому правлению.

В конце XVIII века британский философ и социальный мыслитель Иеремия Бентам придумал учреждение, которое он окрестил «паноптиконом». Замысел его был в том, чтобы предоставить наблюдателю возможность видеть одновременно всех обитателей этого учреждения – оно могло быть тюрьмой, школой или больницей – так, чтобы сами они не могли догадаться, наблюдают за ними или нет. Вскоре паноптикон стал символом нашего современного понимания власти как контроля за опасными индивидами или группами. Знаменитые антиутопии XX века, созданные Олдосом Хаксли в «О дивном новом мире», Евгением Замятиным – в «Мы», Джорджем Оруэллом – в «1984», – это рассказы о прозрачных обществах, в которых правительство реализует возможность тотального контроля. Знание всего – это утопия правительства, приобретшего абсолютную власть.