Официальные круги в Москве охватила самая настоящая истерика. Оранжевый цвет, использовавшийся на флагах украинской оппозиции, стал символом страшной политической угрозы, надвигающейся на Россию с Запада. Виновником переворота на Украине объявили американцев и западноевропейцев, благодаря финансированию которых якобы произошла «оранжевая революция».
Сами кремлевские политтехнологи, проигравшие в Киеве, умудрились растратить и присвоить огромные суммы. Вместо того чтобы объяснять, куда делись деньги, они ссылались на обстоятельства непреодолимой силы. На сей раз абсолютное зло было воплощено американцами, которые приезжают в любую страну и за большие доллары в пять минут могут организовать там революцию. Жители данной страны выглядят в таких рассказах кем-то вроде подопытных кроликов или павловских собак, управляемых с помощью простейших рефлексов. Такая версия событий, впрочем, выглядела вполне убедительно для политиков, у которых выработался устойчивый хватательный рефлекс при виде долларов. Судя о людях по себе, российская элита представляла собственный народ в качестве бессмысленного быдла.
На самом деле события, произошедшие в Киеве, имели мало общего с образами, создававшимися прессой, как официальной, так и либерально-оппозиционной. Рухнувший на Украине режим Леонида Кучмы и Виктора Януковича был вполне проамериканским (точно так же, как и режим Эдуарда Шеварднадзе в Грузии и Аскара Акaева в Киргизии, рухнувшие в ходе волны «цветных революций»). Именно президент Кучма и премьер-министр Янукович отправили украинские войска в Ирак участвовать в организуемой американцами оккупации. Именно они продвигали идею «евроатлантической интеграции», начали переговоры о вступлении Украины в Североатлантический альянс и во Всемирную торговую организацию.
Однако Государственный департамент США отнюдь не собирался класть все яйца в одну корзину. Он проявил живой интерес к процессам, разворачивающимся в Грузии, на Украине и в Киргизии. Различные фонды и неправительственные организации обеспечивали серьезную финансовую поддержку оппозиционным партиям и движениям, которые в итоге одержали верх.
Подход Вашингтона легко понять. Лидеры 1990-х были испытанными, верными людьми. Они пожертвовали своей популярностью, придерживаясь политического и экономического курса, одобренного и поддержанного Вашингтоном. Недостаток популярности вынудил их занять жесткую позицию во внутренней политике и восстановить авторитарные меры. Однако это не давало им права рассчитывать на вечное покровительство со стороны США.
Поведение Вашингтона оказалось неожиданностью только на Востоке Европы. В других частях мира американская дипломатия уже неоднократно отрабатывала подобный сценарий, оказывая поддержку либеральной оппозиции против вполне лояльного по отношению к Америке, но дискредитированного в глазах собственных граждан авторитарного режима. Достаточно вспомнить Индонезию, Филиппины, некоторые латиноамериканские страны. Как только Вашингтон понимал, что в стране поднимается народное недовольство и изменение режима неизбежно, он немедленно начинал искать новых партнеров. Деньги, вложенные в оппозиционные движения различными неправительственными организациями, оказывались своего рода страховкой, цель которой — не допустить, чтобы смена режима привела к изменению курса и чтобы в случае, если такая смена неизбежна, она не была радикальной.
Если Вашингтон не проявлял никакого снисхождения по отношению к партнерам и союзникам, то Москва с не меньшим упрямством отчаянно пыталась защищать политиков, которые до недавнего времени были если не врагами, то, уж конечно, и не добрыми друзьями России.
Вашингтон стремился сохранить статус-кво. И прагматичные люди из Госдепартамента понимали, что иногда, чтобы сохранить политический курс, приходится менять политиков. Москва пыталась достигнуть ровно тех же целей. Разница состояла лишь в том, что Буша от нестабильного Киева отделял океан и опасаться распространения «оранжевого вируса» на Штаты ему не приходилось. Совершенно иначе чувствовал себя Путин. Потому совершенно логично, что Кремль избрал стратегию противоположную американской: бороться против любых перемен, поддерживать существующие режимы любой ценой.
Гибкость Вашингтона и косность Москвы означали, что люди Буша и люди Путина то и дело оказывались по разные стороны баррикады. Когда лидеры постсоветских республик понимали, что США их покинули, Москва оставалась их последней надеждой. Старые обиды моментально забывались. Обреченные диктаторы Евразии хватались за Путина, как утопающий за соломинку.