Большинство новых бизнесменов имело такое же отношение к рыночному предпринимательству, как половая щетка к ежику. По отношению к производственным структурам они выступали паразитической силой. Традиционная экономическая система продолжала работать, хотя теперь ей приходилось нести двойную нагрузку, поддерживая на плаву и себя и нежизнеспособный частный сектор. Госпредприятия и новые акционерные общества, созданные на их основе, оказались на грани банкротства, но держали удар. Многочисленные коммерческие структуры благополучно развивались, паразитируя на них. Приватизация стала не только формой накопления капитала, она превратилась в основу жизнедеятельности. Не способный ничего создать бизнес должен был постоянно захватывать и использовать новые ресурсы. В этом секрет размаха приватизации, ее растущих темпов в условиях, когда все экономисты дружно констатировали неудачу.
Идеологи обещали, будто приватизация создаст стимулы к труду, конкуренцию, повысит эффективность. Практики из правительства понимали суть дела куда лучше. Если не подкармливать бизнес за счет приватизации, он рисковал рухнуть. По счастью, Россия велика, добра в ней обнаружилось много. И все же паразитический бизнес подрывал основы собственного существования, душил и обескровливал ту самую систему, от которой питался. Легко было предсказать, что окончательный экономический крах наступит, когда будет приватизировано последнее госпредприятие.
С новым бизнесом происходило то же самое, что ранее с централизованной системой. Поскольку никто не брался за принципиальные вопросы, а все проблемы пытались решить за счет новых ресурсов, можно было отсрочить крах. Стихийно начиналось новое перераспределение ресурсов. Не в пользу тех, кто хозяйствовал эффективнее, а в пользу олигархов, соединивших бизнес с политикой. В начале 1990-х гг. власть конвертировали в деньги. В 1994—1995-х деньги снова срослись с властью.
В декабре 1993 г. граждане России получили рождественский подарок: указом Ельцина в стране был незаконно введен новый герб — византийский золотой орел с двумя головами и тремя коронами. Средневековая птица была извлечена из трехсотлетнего забвения, поскольку герб страны необходимо было «привести в соответствие» с современной концепцией российской государственности. Власти, похоже, искренне думали, будто удачный подбор символов сможет заменить общественный договор.
Соответствие действительно полное: режим Ельцина никогда особенно и не скрывал стремления вернуть Россию в прошлое. После затянувшегося вырождения коммунистического режима страна переживала гротескную и жуткую комедию реставрации. Реставрировать рыночный капитализм, впрочем, невозможно: нельзя восстановить то, чего не было. Русская буржуазия всегда была беспомощна, зависима от государства и иностранцев. После революции она исчезла без следа, не оставив после себя ни доброй памяти, ни даже культурной традиции. Зато бюрократический абсолютизм, власть коррупции, беззаконие и государственная дикость имеют у нас глубокие корни. Здесь преемственность никогда не прерывалась. Сегодня вконец одичавший русский чиновник вместе с полууголовным предпринимателем мечтают закрепить свою власть и привилегии с помощью хорошо проверенных традиционных символов самодержавия.
Одновременно происходило массовое переименование городов, улиц и площадей, включая и те, что в царское время вообще не существовали. Поскольку же переименовать все не представлялось возможным (отчасти из-за связанных с этим расходов, отчасти из-за масштабности задачи, а отчасти по обычной русской безалаберности), то старые символы соседствовали и причудливо переплетались с новыми.