– Любите вы, художники, расцветить комплименты вычурными виньетками. А, впрочем, мне твои слова приятны. Тем более, в последнее время я стала Глебу безразлична. Все его устремления посвящены созданию новых грандиозных полотен. А я, Слава, очень устала от безденежья и постоянных забот, чем накормить семью.
– Но ты знала, что выходишь замуж за художника. А это всегда риск возможного непризнания творца, и его прозябания в неизвестности.
– Но Глеб сам виноват. Друзья много раз предлагали ему выгодные заказы. Но он отказывается льстить в своих портретах отвратительным толстосумам. Глеб забыл, что, заведя семью, обязан её содержать, а уж потом думать о свободном полёте своего гениального творчества.
– Этот извечный спор о конфликте искусства и прозы жизни нам сейчас с тобою не решить. Скажи напрямую, зачем срочно меня вызвала?
– Глеб, как говорится бедный, но гордый. Не хочет обращаться к друзьям за помощью. А мне срочно нужно достать пятьдесят тысяч рублей, чтобы отдать долги, заплатить за квартиру и купить на неделю жратвы. Мне элементарно надо добыть деньги. Но занимать я не хочу: всё равно нечем будет отдать в ближайшем будущем. Я очень тебя прошу купить одну из картин мужа.
– Но у меня нет с собой такой суммы денег наличными.
– Ничего, сегодня же перечислишь эту сумму со своей банковской карты на мой счёт. Вот, я уже подготовила запись необходимых реквизитов. А картину можешь взять любую из развешанных на стенах творений.
Ухову не понравился властный тон хозяйки, которая расчётливо до мелочей продумала, как вытянуть из него деньги. Но он не стал возражать и прошёлся вдоль выставленных на обозрение авторских работ. Наконец, его внимание привлекла небольшая картина с детьми, играющими в песочнице во дворе старого дома, который казался бездушной многоглазой глыбой равнодушно взирающей на своих юных обитателей. И Ухов с иронией сказал:
– Я, пожалуй, возьму этот «Московский дворик», превосходящий по замыслу знаменитое творение Поленова.
– Ты будешь смеяться, но я с трудом уговорила Глеба отказаться от такого названия картины. Наверное, муж в своём богатом воображении мечтал перепрыгнуть через планку, установленную великим живописцем.
– Так, я заберу картину и в ближайшем отделении банка перечислю тебе деньги. Надеюсь, ты мне доверяешь, и не будешь беспокоиться об обмане.
– Не говори глупостей. Ты знаешь, я уже давно жалею, что тогда выбрала не тебя. Мы последний год живём с Глебом как брат и сестра. И как у всякой женщины, лишённой ласки, у меня часто возникают видения, в которых именно с тобою я занимаюсь любовью. И это чудесно!
– Но послушай, Марина…
– Подожди, не перебивай! Я хочу прямо сейчас воплотить эти ночные грёзы в реальность. В последнее время это стало непреодолимым наваждением, от которого я должна избавиться. И ты в этом мне должен помочь. Ты не подумай, я не посягаю на твою свободу холостяка и останусь навсегда с отцом моего ребёнка. Ничего сейчас не говори, а только помоги мне расстегнуть молнию сзади на платье.
И Марина призывно изогнулась, повернувшись к нему спиною. Отбрасывая последние сомнения, Ухов резко потянул вниз податливый бегунок на молнии. Теперь он не испытывал ничего кроме желания обладать этой женщиной.
После завершения близости Ухов лежал на диване, прислушиваясь к своим ощущениям. У него не было претензий к умелым ласкам женщины. Но в какие-то мгновения Ухову казалось, что партнёрша прилежно выполняет давно заученные спортивные упражнения. И эта явно читаемое в глазах Марины равнодушие к происходящему на диване, его раздражало и вызывало неприятие. Неловкая пауза затянулась, и Ухов с упрёком заметил:
– Эта близость не была обязательной, если ты хотела ею закрепить нашу сделку по продаже картины мужа.
– Дело совсем не в недоверии к тебе. Я всегда верила в твою порядочность. Просто не люблю оставаться ни перед кем в долгу. А мы теперь с тобою в расчёте. Да и, если говорить честно, то я, действительно давно хотела этого сближения, как, наверняка, и ты.
Ухов искренне удивился:
«Марина уверена, что я сохранил к ней свежесть чувств. Она слишком самонадеянна. Полученное с ней удовольствие явно не стоит денег, заплаченных за картину её мужа. Но промолчу, щадя её самолюбие».
Ухов решительно встал и начал спешно одеваться. Стараясь не смотреть на лежащую поверх покрывала обнажённую женщину, он попросил дать ему старый холст, чтобы завернуть купленную картину. Даже не подумав накинуть халат, Марина встала и достала из тумбочки большую чистую простыню и протянула Ухову:
– Вот, возьми. Она несколько велика, но для упаковки двух картин её вполне достаточно.
– Но я купил только одну.
– Я просто не успела тебе сказать обо ещё одной моей просьбе.
И по напряжённому взгляду хозяйки Ухов понял, что сейчас начнётся главное, ради чего женщина его физически к себе приблизила. Словно пересиливая себя, Марина предложила:
– Я хочу, чтобы, наконец, работа моего мужа попала на престижную выставку. Посмотри там стоит прислоненная к стене картина, которую я заставила Глеба написать.