Между тем мы с Сандживом — не сразу, рывками, методом проб и ошибок — сделали то, что полагается делать братьям, когда они минуют сначала тридцатилетний, а затем сорокалетний рубеж. Мы поняли, что детских братских уз нам уже мало. Надо выстраивать новые отношения. Иногда мы были словно товарищи по эстафете — нам надо было передать друг другу палочку и не уронить ее. Однако были и два фактора, которые мы воспринимали как данность: мы — братья, наши семьи любят друг друга. У меня хранится фотография, сделанная для статьи в журнале «Гарвард Мэгэзин»: мы с Сандживом сидим рядом, полуобнявшись. И сияем улыбками, которые можно принять и за чистую братскую любовь, и за радость, что у нас в жизни все складывается, и за ностальгию, вспыхнувшую с новой силой.
Мы изо всех сил старались не придавать значения тому, что на перепутье пошли разными дорогами. Мы отдалялись друг от друга, но все равно у нас случались и островки радости, и обострения чувства товарищества. Тесные связи Санджива с Гарвардской медицинской школой, которые возникли сразу после того, как он перебрался в Америку, служили доказательством его талантов и стремления к успеху. Было немного странно смотреть, как он поднимается по лестнице, которую я счел нужным отбросить. Мне было неважно, какая судьба ждет «Махариши-аюрведу» — станет ли она второй трансцендентальной медитацией или потерпит полный крах; так или иначе, вернуться к прежнему положению в медицинской элите мне уже не удастся. Но если кто-то решит, что «настоящему доктору», главврачу, негоже становиться сторонником подобного язычества, я был твердо намерен поставить его на место.
Время я выбрал удачное. Научная медицина отнюдь не лишилась престижа, однако в сознании миллионов произошел фундаментальный сдвиг. Очень многие искали замену лекарствам и хирургии — основе современной официальной медицины. И этот сдвиг даже получил официальное одобрение. Повсюду признавали, что множество болезней, вызванных неправильным образом жизни, можно предотвратить. Сейчас, тридцать лет спустя, уже не для кого не секрет, что рациональное питание, умеренные физические упражнения и снижение уровня стресса радикально снижают риск сердечно-сосудистых заболеваний, инсульта и диабета второго типа, а последние достижения профилактической науки показывают, что правильный образ жизни предотвращает чуть ли не 90 % злокачественных онкологических заболеваний.
Однако в то время тонкий ручеек одобрения тонул в океане противостояния. Все мои знакомые врачи считали словосочетание «альтернативная медицина» чуть ли не ругательством и всячески возражали против подобного лечения — кто с иррациональной яростью, кто с презрительным невежеством. Тогда профилактика не входила в повестку дня практикующего врача. В медицинских институтах такому не учили, а сама мысль о том, чтобы учить студента-медика, как подбирать диету и физические упражнения, казалась смехотворной. Приравнивать травяные снадобья и природные средства к фармацевтическим препаратам — нет, это либо абсурд, либо просто противозаконно. Традиционная медицина, к какой бы культуре она ни принадлежала, была чуждой и отталкивающе странной. Единственную уступку медицинский истеблишмент делал акупунктуре. Запад видел пропагандистские китайские киножурналы, где улыбающиеся пациенты махали в камеру рукой во время хирургических операций без анестезии. Они были в полном сознании — и при этом совсем не испытывали боли. Тут же, конечно, нашлись и скептики, говорившие, что, мол, эти люди подверглись промыванию мозгов и их показывают как образец хороших коммунистов, однако подобные доводы были по меньшей мере неубедительны. Забыть это зрелище — человек в полном сознании и улыбается, когда скальпель взрезает ему грудную клетку — не так-то просто. Перелом настал, когда летом 1971 года Джеймс Рестон — весьма уважаемый журналист, ведущий колонки в «Нью-Йорк Таймс» — оказался в больнице в Пекине из-за острого аппендицита. Аппендикс ему удалили по всем канонам официальной медицины. Однако в послеоперационный период журналист согласился попробовать акупунктуру вместо обезболивающих препаратов. И отправил домой репортаж, где безоговорочно подтверждал действенность этого метода — и это произвело колоссальное впечатление.