Я вышел следом, и мне снова вздумалось приставать к ней под каким-то деревом. Но… не знаю, как получилось, но я в одно мгновение оказался на земле. Не то чтобы девушка меня ударила, просто она сделала ногой и рукой какое-то движение — и я растянулся на земле, а она — гордая, не приступая, возвышалась надо мной.
И тут же я заметил испуг в ее глазах.
— Ой, господи, Пашка, — сказал Надя. — Ты не ушибся?
Я приподнялся на локте.
— Кажется, нет, — ответил я, осторожно щупая шишку на затылке. — Прости меня.
— Это ты прости меня! — перебила Надя. — И знаешь, давай вставай.
Все выглядело как веселое приключение. Она протянула руку, и с ее помощью я поднялся на ноги. А потом… вдруг руки ее оказались у меня на плечах, а губами я ощутил ее горячее дыхание.
— Если хочешь, возьми меня, — прошептала девушка. — Сейчас возьми, быстрее. Ты же хочешь? Только не здесь…
Не разговаривая мы сели в машину. Надя попросила меня заехать поглубже в лес.
На шоссе мы вернулись через полчаса. Надя с озабоченным видом поправляла кофточку. Я сидел и вовсю гонял желваки по щекам.
Мы осторожно миновали машину, которую раньше приняли за милицейскую… и рассмеялись — дико, безудержно, громко, потому что эта машина оказалась вовсе не милицейской, как мы думали, а рекламно размалеванным пикапом, в освещенной кабине которого сидели пожилые мужчина и женщина. Они что-то жевали.
— Скажи честно, — обратилась ко мне Надя, — ты специально придумал, что это милицейская машина и свернул в лес? Ты хотел любви?
— Честное слово, мне показалось, что это гаишники и, когда я начал добиваться тебя, то от страха чуть не умер.
— Перестань, от любви умирают редко, зато рождаются часто.
Ни фига себе намеки, подумал я, смотри, скоро и о свадьбе заговорит. Мне тут же вспомнился водитель Изя. Он любил травить анекдоты. Как-то он с серьезным видом объявил: «Однажды известный русский исследователь Пржевальский встретил лошадь, через год она перешла на его фамилию». Интересно, на что рассчитывает она, и, оторвавшись от дороги, я внимательно посмотрел на Надю.
— Что смотришь? Днем не разобрался, хочешь в ночи разглядеть?
— Ты права, в такое время лучше на ощупь рассматривать, — весело согласился я.
А Надя дотянулась до моего правого уха и, что-то прошептав, поцеловала.
— Что ты сказала? Я не разобрал…
— А почему у тебя правое ухо длиннее левого? — отшутилась она.
— Это потому, что меня в роддоме безменом взвешивали.
Надя еще громче рассмеялась, повернулась ко мне корпусом и обеими руками стала щипать.
— Слушай, Надюша, перестань, а то мы точно окажемся в придорожной канаве…
— Ну и пусть! Только ты сверху!
Ей было хорошо и весело. Мне тоже.
На следующий день я привел Надю домой. Мы ловили момент, когда мамы не было дома, и занимались любовью.
Однажды мама, вернувшись с работы раньше обычного, застала Надю не совсем одетую и ушла к соседке.
— А что твоя девушка? — спросила мама, когда вернулась. — Не осталась у нас?
— Понимаешь, какое дело, мама, — ответил я. — У нас с этой девушкой серьезно…
Я уже говорил о том, что у моей мамы было слабое сердце. В середине марта наступило несколько резких оттепелей, и маме стало хуже. Я вынужден был положить ее в больницу. Оставшись один, я подумывал предложить Наде переселиться ко мне, но… так и не успел предложить.
Девушка исчезла. Неожиданно. Ни слова не говоря. Несмотря на свою не доведенную до половины дипломную работу. Опять я не видел ее на консультациях, несколько раз набирал номер ее домашнего телефона, но никто не поднимал трубку.
Спустя неделю Надя нашла меня на работе.
— Павел Альгердович, — сказала она, виновато потупив глаза. — Я не знаю, как быть… — С этими словами она подошла к моему столу. — Я все запустила!
— Где вы были? — спросил я.
Она смотрела на меня большими виноватыми глазами.
— Где вы были? — повторил я более грозно.
Она совсем сжалась. И так она выглядела трогательно, что я сменил гнев на милость. И мы опять стали разбираться в «проблемах управления одной, отдельно взятой фирмой»… За этим занятием нас застал Рувимович, забежавший к нам в комнату.
— Где Дмитрий? — спросил он. — Дмитрия ко мне! Паша, скажи, чтобы зашел! — с этими словами Рувимович удалился.
Наш шеф собирался ехать в очередную командировку.
Кажется, в Финляндию. Перед отъездом он всем раздавал задания.
— Кто это? — спросила Надя.
— Наш босс, Савелий Рувимович Цулая, — вздохнул я. — Из-под его носа я увел тебя.
Я ожидал, что Надя засмеется, но она отнеслась к моим словам весьма серьезно: ее брови нахмурились, губы сжались. Да так и осталась серьезной, а я, каюсь, тогда не понял причин этого настроения.
Еще через несколько дней она появилась у меня дома и, ни слова не говоря, поставила свою зубную щетку в зеркальный шкафчик, который висел у нас в ванной. И объявила, что отныне мы будем жить вместе, если я, конечно, не возражаю. Я не возражал.
— Нет, тронут, — сказала мне сейчас Надя. — Меня тронут и еще как тронут! — Она кричал и притопывала ногой. Надина коленка симпатично мелькала в разрезе комбинации.
— Рассказывай! — попросил я.