«Упреждающий удар» Сталина. 25 июня – глупость или агрессия?

Черчилль, например, ничуть не меньше Маннергейма ненавидел большевиков и товарища Сталина лично. Все это отнюдь не привело Черчилля к союзу с Гитлером, более того, даже не помешало вступить в союз со Сталиным в той ситуации, когда такой союз стал необходим для спасения Британской империи. Барон Маннергейм, рафинированный и заносчивый аристократ, презирал и ненавидел «коричневых» выскочек ничуть не меньше, нежели «красных». Весной 1939 г., после оккупации Чехии, в письме своей сестре Еве он пишет: «Мы негодовали и возмущались действиями русских, но это только детская игра по сравнению с Адольфусом, начальником его Чека Гиммлером и его любимыми помощниками… Они хотят просто превратить народы Европы в белых негров для службы Третьему рейху… Мы стоим перед концом света…» (68) К счастью, конец света в тот раз не наступил. В частности, потому, что личные симпатии и реальные действия ответственных политиков далеко не всегда совпадали.

На наш взгляд, наиболее содержательным методом исследования являются не бесконечные попытки извлечь сокровенный смысл из подслушанных разговоров и перехваченных писем, а анализ реально произошедших событий, реальных фактов сотрудничества германской и финской армий. Такое сотрудничество, бесспорно, существовало. Столь же очевидно и то, что реальным действиям должны были предшествовать переговоры военных, совместная работа командования и штабов. Без этого невозможно было бы не только совместное ведение боевых действий, но и простая передислокация немецких войск из Норвегии и Германии в Финляндию.

По странной иронии судьбы группа военных во главе с начальником Генштаба финской армии генералом Хейнрихсом вылетела из Хельсинки в Зальцбург в те самые часы (вечером 24 мая 1941 г.), когда в кабинете Сталина проходило совещание высшего военно-политического руководства страны с командованием западных округов. В ходе трехдневных переговоров с немецкими генералами, в том числе – с начальником штаба оперативного руководства генерал-полковником А.Йодлем, финны были проинформированы о конкретном содержании оперативных планов войны на северном фланге советско-германского фронта. Никаких документов и совместных решений принято не было, более того, Хейнрихс и не имел полномочий на подписание каких-либо соглашений (22, 26, 65).

3 июня в Хельсинки для совещания с Хейнрихсом прибыли два немецких полковника: начальник штаба армии «Норвегия» Бушенхаген и представитель штаба Верховного командования Кинцель. Начальник штаба армии в звании полковника – едва ли это тот уровень, на котором могли заключаться военные союзы двух государств. 6 июля в немецком городе Киль состоялось совещание военно-морских командиров, на котором Германию представлял вице-адмирал Шмундт, а Финляндию – коммодор Сундман. Ни официальных, ни секретных договоров в ходе этих совещаний заключено не было (по крайней мере их так и не удалось обнаружить).

По версии, изложенной в мемуарах Маннергейма, финская сторона отказалась тогда брать на себя какие-либо обязательства:

«Из его (Бушенхагена) заявлений в Генштабе стало ясно, что на этот раз в его задачу входило, с одной стороны, проведение переговоров о практических деталях возможного сотрудничества в том случае, если СССР нападет на Финляндию, а с другой – получение гарантий того, что Финляндия выступит в войне в качестве союзника Германии. Я проинформировал об этом президента республики, и он заверил, что его позиция остается прежней. После чего я сообщил полковнику Бушенхагену, что мы не можем дать никаких гарантий относительно вступления в войну. Финляндия решила оставаться нейтральной, если на нее не нападут» (22, стр. 372).