Упрямая гувернантка

— Да, верно, кроме крыла с кухней, где также находится жилье Марии и Густава, башни, где расположились вы, этого зала, — он открыл тяжелую дверь, — и наших с Софи апартаментов наверху, мы мало пользуемся другими комнатами. К сожалению, так как там не живут, то, естественно, их и не отапливают, поэтому природа принимается за свое разрушительное дело.

— На вашей памяти замок когда-нибудь использовался полностью? — поинтересовалась она, и барон отрицательно покачал головой.

— Не совсем, хотя во время войны его занимали немецкие оккупационные войска и, соответственно, большая часть помещений была открыта. Но в качестве резиденции баронов фон Райхштейн это то, что у вас называется «белый слон». — Барон вздохнул, открывая дверь в другое крыло. — Содержание такого здания не по средствам большинству владельцев. И я хорошо знаю, что выгоднее продать поместье какому-нибудь туристическому синдикату или самому превратить его в отель. — Он пожал плечами. — К сожалению, по натуре я не предприимчив, а перспектива наполнить здание праздно болтающимися отпускниками в элегантных туалетах приводит меня в ужас. Поэтому мы живем скромно, без обычных атрибутов современной цивилизации.

Виктория внимательно слушала, и барон окинул ее довольно циничным взглядом.

— Считаете это глупостью, фройляйн? — осведомился он, шагая по длинному залу мимо комнаты, в которой она узнала его кабинет, туда, где несколько невысоких ступенек вели на второй этаж.

Следуя за ним по лестнице, она возразила:

— Напротив, нечасто встретишь человека, для которого есть вещи дороже денег. Это восхитительное качество.

— Вы уверены, что не смеетесь, фройляйн? — небрежно бросил барон. — Деньги — религия нашего времени.

Виктория улыбнулась:

— Подозреваю, так оно и есть. Большинство людей не в силах жить при современных стрессах без каких-то гарантий, а деньги дают стабильность.

Барон кивнул:

— Да, возможно. В любом случае, замок — мой дом, и я готов почти на все, чтобы его сохранить.

Пока Виктория переваривала это высказывание, барон открыл одну из дверей, пропустив ее первой в комнату Софи.

Комната была вполне симпатичной, с узорчатыми обоями на стенах и большим шкафом для хранения игрушек. Как и в комнате Виктории, кровать подавляла своими размерами, и девочка казалась затерянной в ее глубинах. Софи в самом деле выглядела несколько бледной, но Виктория подозревала, что причина этого в большом камине, где горел огонь, и почти полном отсутствии воздуха в комнате. Когда Софи увидела, кто пришел с отцом, ее лицо потемнело, и Виктория пожалела о своем поступке.

Барон присел на кровать и спросил:

— Тебе лучше, Hebung[18]?

Софи сжала его руки и влюбленно посмотрела на него.

— Все в порядке, папа, — тихо сказала она. — Знаешь, какими сильными бывают иногда эти боли.

— Знаю. — Барон нежно провел рукой по лбу девочки. — Лоб горячий! Оставайся в постели, Мария принесет тебе чего-нибудь холодного попить.

Стоя у двери, Виктория почувствовала себя лишней, но тут отец Софи обернулся и сказал:

— Смотри, тебя пришла проведать мисс Монро. Она очень разочарована, что ты не начнешь занятия сегодня.

Софи фыркнула, но промолчала, а Виктория выдавила слабую улыбку. Но у нее сложилось четкое впечатление, что Софи играет, и, естественно, трудно было выражать сочувствие, которого не ощущаешь. Вместо этого Виктория сказала:

— В комнате очень душно, герр барон. Вы не думаете, что Софи полезно немного свежего воздуха?

Барон отпустил руки дочери и встал:

— Да, вероятно, вы правы, фройляйн. Здесь нездоровая жара. Хочешь, откроем окно, Софи? Мария его закроет, когда принесет питье.

Брови Софи сдвинулись.

— Ты не останешься со мной, папа?

— Нет, я еду в Райхштейн, — с улыбкой ответил барон. — Нам нельзя проводить все дни в постели. Работа не ждет. — Он говорил быстро, словно пытаясь взбодрить девочку.

Софи помрачнела:

— Но, папа, ты обещал взять меня с собой.

— Знаю. Но ведь сегодня ты ехать не можешь, верно? — резонно возразил отец. — Не горюй, еще успеешь. А сейчас отдыхай. — Барон наклонился и поцеловал дочь в щеку. — Надеюсь, головная боль скоро пройдет.

Софи надулась и не ответила. Барон со вздохом предложил Виктории выйти первой. В коридоре он грустно покачал головой:

— Головные боли Софи — тяжелое испытание для нее.

Виктория постаралась скрыть свое недоверие:

— Девочку осматривал врач?

— Да. Бесполезно. Он ничего не смог сказать.

— Тогда ничего серьезного. Возможно, ей нужны очки.

Барон бросил на нее удивленный взгляд.

— Такое предложение точно не будет пользоваться популярностью у моей дочери, фройляйн, — сухо заметил он.

«Нет, — подумала Виктория, — наверняка нет». И все-таки невольно испытывала легкое сочувствие к барону, искренне обеспокоенному состоянием дочери. У Софи могла болеть голова, в душной комнате это очень даже возможно, однако Виктория сомневалась, что боль так сильна, как Софи пыталась уверить.