…Может, именно в эту минуту начальник разворачивает его заявление, читает насчет Флореско и довольно улыбается…
Улыбнулся и Пандурин.
Дремота опутала своей сетью его ресницы, сгустилась, застлала взгляд…
Разбудил его яростный лай, раздававшийся из-за кустарника у межи. Прикрыв рукою все еще затуманенные сном глаза, он приподнялся.
А собака, видно, то наскочит, то отпрянет, сделает круг и опять с остервенением кинется.
Верно, дичь какую-нибудь подняла… Пандурин встал, взял с телеги копралю и стал поспешно пробираться сквозь густые заросли.
Но не дичь увидел он. Под грушевым деревом, среди терновника сидел какой-то паренек. По виду горожанин, заблудившийся на проселочных дорогах. Высокий, небритый, лет около двадцати. Спутавшиеся волосы прядями падали ему на лоб.
Пандурин отогнал собаку и остановился в нескольких шагах, на борозде соседнего, уже вспаханного поля.
— Проклятая собака! Разбудила… — улыбнулся парень, но брови у него были все так же нахмурены, а взгляд пристально ощупывал незнакомого крестьянина с копралей.
— Ты что тут делаешь? — строго спросил бывший полицейский.
— Ничего не делаю. Спал. Прилег вздремнуть, а то я сегодня ни свет, ни заря в дорогу отправился.
Пандурин внимательно оглядел траву, где лежал незнакомец.
— Ни свет, ни заря, говоришь? — впился он в парня тяжелым взглядом. — А шапка твоя где?
Ресницы паренька чуть дрогнули, улыбку — словно ветром сдуло.
— На что тебе моя шапка?
— А вот нужна.
Пандурин так стискивал в руке упругую длинную копралю, что металлические колесики на ее конце даже позвякивали.
— Послушай, дяденька… — бескровные губы незнакомца снова растянулись в улыбке. — Ты что это? Чего ты на меня палкой замахиваешься, словно я тебе что плохого сделал? Мешок у тебя украл, что ли? Или кусок твоего поля себе прирезал? Брось ты в самом-то деле, уйми собаку, я и так задержался. А впрочем, могу и сам ее унять…
И парень протянул руку, чтобы отломить с дерева ветку.
— Стой! Ни с места! — что было силы заорал Пандурин хриплым голосом. — Не шевелись, а то голову проломлю! Ха! Этим болванам из Бутанцев только шапка твоя досталась, но от меня-то тебе не уйти!
Незнакомец выпустил ветку. Остолбенев от изумления, так и застыл с протянутой вверх рукой. Только глаза метнулись к железным колесикам на копрале, тихо позвякивавшим в синем небе.
— Вперед! Ступай вперед!
— Ты что это, дядя, совсем очумел? — с трудом произнес парень.
— Вперед говорю!
— Ладно…
Парень шагнул было вперед, но вдруг, рванувшись, юркнул за ствол груши.
— Стой! — взмахнул копралей Пандурин.
Но окованная железом палка оцарапала лишь ветви дерева.
Незнакомец выскочил на другом краю участка и быстро помчался по прошлогодней стерне. Собака погналась за ним и цапнула за штанину, но он даже не обернулся.
— Держи его! Держи! Эге! — кричал Пандурин пахавшим на соседних участках крестьянам, размахивая на бегу копралей.
Несколько пахарей остановилось.
— Разбойник! Разбойник! Держите его!..
— Ого-го-о-о! А-а-а-а! — простонало в ответ поле.
Теперь уже многие, оставив плуги, похватали копрали и ринулись наперерез беглецу. Вскоре навстречу ему мчалась целая цепь, постепенно охватывая его сужавшимся кольцом.
Парню пришлось остановиться — путь вперед был закрыт. Он повернулся и снова побежал — теперь уже навстречу тому ненавистному мужику, который первый обнаружил его и пустился в погоню.
Пандурин изготовился, чтобы встретить беглеца копралей, но тот ловко увернулся и помчался дальше.
— К Дунаю гони его! К Дунаю!
Слишком поздно понял парень, что бежит прямо к реке.
И вот уже дальше бежать некуда: перед ним мутная, глубокая река, позади — открытое, ровное поле с разбросанными кое-где грушевыми деревьями и эти оголтелые люди с занесенными для удара палками, несущиеся за ним вскачь, точно стая какой-то гигантской саранчи.
— Стой!.. Стой!.. Держи его!.. — невидимой, но плотной стеной вздымался над полем дружный рев погони.
Колени у парня подогнулись, бессильно опустились плечи.
Пандурин — огромный, тяжелый — налетел на него, одним ударом сбил с ног, ткнул лицом в траву, крепко притиснул к земле коленом.
— Ты бегать, да? Бегать? — хрипел он, выкручивая пареньку руку до тех пор, пока кости не затрещали.
— Пусти! — закричал от боли парень.
Остальные преследователи сгрудились вокруг — потные, запыхавшиеся, они хотели скорей узнать, что произошло, кто этот человек, отчего он удирал, точно затравленный заяц.
— Знаю я, кто он такой, знаю! — бормотал старый полицейский, проворно и умело стягивая руки беглеца ремнем. Затянув узел, он поднялся.
Но парень уже справился с первым испугом.
— Ничего ты не знаешь! — крикнул он и, отведя назад плечи, встал на колени, а затем ловко поднялся на ноги. — Что ты знаешь? Что? — кочетом налетел он на Пандурина. — Сейчас же отпусти меня! Ты дорого мне за это заплатишь!
— А ну, потише! — невозмутимо отвечал бывалый полицейский и с силой дернул ремень, конец которого он накрутил себе на руку.
Чтобы не покалечить руки, пареньку пришлось снова скрючиться и быстро обернуться к Пандурину спиной.