Упрямица

Сказывалось нервное напряжение. Расслабившись, Мерседес отчаянно захотела спать. Он укрыл ее покрывалом, затем сам быстро разделся и лег рядом с нею, прижал ее подрагивающее прохладное тело к себе, стремясь согреть, защитить и успокоить любимую.

Ник не испытывал сейчас к ней вожделения. Он лишь хотел держать ее в объятиях, оберегая от всех жестокостей мира.

Наконец и он уснул.

Среди ночи Мерседес вдруг беспокойно зашевелилась. Она вновь переживала тот момент, когда фон Шелинг тянулся к ней похотливыми руками, вдавливался мокрым ртом в ее губы, рвал на ней платье, а она не могла спастись от него бегством.

Николас тотчас проснулся, принялся ласкать ее, успокаивающе нашептывать нежные слова:

– Тише, тише, моя любимая. Это всего лишь сон. Ты в безопасности.

Мерседес ощутила в темноте контуры его тела, уловила знакомый запах, услышала биение его сердца. Она подставила ему свое лицо для поцелуев, прошептала:

– Люби меня, прошу… пожалуйста.

Он колебался:

– А тебе не будет больно? Ты уверена?

Но едва Ник успел это произнести, как она прижалась к нему в каком-то отчаянном порыве, покрыла жадными поцелуями его подбородок, шею и плечи. Он не мог противостоять ее неистовому желанию, она как бы вдохнула в него жизнь, пробудила в нем ответный голод по женской плоти.

Мерседес призывно раскинулась на кровати, а он навалился на нее всей тяжестью. Ушибы и царапины по-прежнему болели, но ей не было до них дела, она забыла о боли, когда его возбужденная плоть заполнила ее, принося облегчение и сладостное забытье.

Мерседес плотно сдвинула ноги, словно пытаясь удержать его, и услышала, как он хрипло застонал в порыве страсти. Его руки ласкали ее во все убыстряющемся лихорадочном ритме. Ник неожиданно перекатился на спину, поднял ее высоко над собою, и она оказалась на нем. Волосы ее свесились и прикрыли груди золотым шелковистым занавесом. Кончики мягких локонов щекотали и дразнили его высоко поднявшийся фаллос.

Николас положил ладони на ее ягодицы, вновь приподнял ее ставшее невесомым тело и выдохнул:

– Я в твоей власти…

Ее рука потянулась к горячей, напряженной плоти. Он опять застонал и выгнулся дугой ей навстречу, когда Мерседес направила его внутрь себя, в свое увлажненное, трепещущее от желания лоно. Затем медленно – мучительно медленно – она позволила ему заполнить всю себя, наслаждаясь этой сладкой пыткой и той ролью, которая досталась ей сейчас в любовной игре.

Она управляла его порывами. Она была хозяйкой положения.

Неизъяснимая сладость соединения двух тел изгнала все дурные мысли прочь. Уже ни она, ни он не думали о том, что скоро наступит утро, забыли о предстоящем поединке, о нависшей над Ником угрозе. Сейчас он был здесь, с нею, вне опасности, он любил ее, он доставлял наслаждение и ей, и себе.

Ник сжал ее груди, и нежные соски мгновенно напряглись, и он стал целовать их поочередно, вкладывая всю свою страсть, всю любовь и восхищение этой женщиной в каждый поцелуй. И, словно в ответ на его ласку, бедра Мерседес начали двигаться в нарастающем темпе.

В конце концов он потерял власть над собой и слишком быстро изошел семенем, но, желая удовлетворить и ее, обхватил руками ее бедра и продолжил движение уже в замедленном, почти ленивом ритме.

Такая деликатная, сладостная ласка напрочь лишила ее сознания. Она полностью слилась с любимым мужчиной.

Дрожь пронизала ее насквозь. Ник понял, что она близка к экстазу, когда из ее полуоткрытого рта вырвался протяжный крик, а ногти впились в кожу на его груди. Она опускалась и поднималась над ним, пока не довела и его, и себя до полного изнеможения.

Последние всплески страсти были, может быть, наиболее упоительны. Они все еще никак не могли расстаться друг с другом, нежная сила притягивала их тела. Поцелуи и ласки все продолжались. Они на какое-то время превратились в единое существо, исполненное одной общей радостью. Его руки, обвившие ее хрупкое тело, создавали иллюзию уютного гнездышка, в котором она могла пробыть хоть целую вечность.

Еще не рассвело, когда Ник осторожно выскользнул из постели, заботливо прикрыв обнаженную Мерседес простыней. Он быстро оделся, не потревожив ее. Самой подходящей одеждой для этого утра ему показалась белая просторная рубаха и мягкие брюки – одежда, которая дала бы ему максимальную свободу движений в предстоящем поединке.

Проверив еще раз, действительно ли Мерседес спит, Ник обулся и направился к двери, но на полпути задержался и бросил еще раз взгляд на золотистую головку женщины, покоящуюся на смятых подушках.

Его жена! Внезапно Ник ощутил непреодолимое желание назвать ее своей женой перед алтарем, произнести самому и услышать от нее брачную клятву, дать ей свою истинную фамилию. Но у него не было этой фамилии, хотя он и был сыном дона Ансельмо. Чтобы удержать ее при себе, Ник должен был продолжать маскарад, выслушивать, как она называет его именем брата. Он жаждал, чтобы с ее губ срывалось его собственное имя, а не «Лусеро».