Упрямица

– Можете считать, господа, что я сторонник прекращения войны… причем мне безразлично, кто выйдет из нее победителем. Смертоубийство в стране дошло до того, что некому уже пасти и охранять мои стада и табуны.

– Потому что все ваши люди воюют на стороне Хуареса. Такие ходят слухи, – вставил свое слово Эмори Джонс.

– Ходят слухи, что какой-то индеец объявил себя президентом Мексики, – гнул свою линию Макклоски.

– Мало ли что дикарю взбредет в голову, – отмахнулся полковник Флетчер. – На то он и дикарь. И дикарем останется.

– Боюсь, что вы недооцениваете этого индейца, – возразил Ник. – Хотя конституцию, провозглашенную в 1857 году, разорвали на клочки, он за нее держится с завидным упорством. Ваши враги янки не считают его дикарем, а с их помощью он вполне может одержать победу.

Неловкое молчание воцарилось в комнате. Фортунато, как бы случайно, наткнулся на испытующий взгляд Эмори Джонса. В глазах гостя он прочел намек на то, что американцу известно нечто, о чем здесь не было сказано.

– За здоровье императора Максимилиана Первого, – неожиданно прозвучал тост странного янки.

Все подняли бокалы, включая хозяина Гран-Сангре. Фортунато показалось, что Эмори Джонс предложил тост в насмешку над всеми, включая и его. Чего добивается этот невзрачный человек? И кто он такой – Эмори Джонс?

12

Пока гости отдыхали перед обедом, Ник заглянул в конюшню проверить вместе с Хиларио состояние их лошадей. Длинный переход измотал животных. Шесть мулов, навьюченных поклажей, выглядели гораздо свежее. Прояви путешественники благоразумие, они бы приобрели поменьше верховых лошадей и побольше мулов для переходов по пустынной местности.

Впрочем, будь они еще более благоразумны, то остались бы в Техасе, а не ринулись бы в погоню за зыбкой мечтой, очарованные безответственной болтовней министра Маури. Горько, что эти люди поверили обещаниям Максимилиана и его прихлебателя. С точки зрения Ника, то, что они обрекли женщин и детей на столкновение с жестокой реальностью, да еще в разгар гражданской войны, после того, как уже пережили не менее страшную войну у себя, было проявлением преступного безрассудства.

– Что скажешь, Хиларио?

Старый вакеро откинул рваную тряпку, прикрывавшую вместо попоны жеребца, принадлежащего полковнику.

– Сразу видно, что коня заездили и плохо кормили. Всем лошадям требуется несколько дней отдыха и хорошая еда, если надо, чтобы они добрались до Мехико. Мулы еще как-то дотянут, а лошади – вряд ли.

Фортунато не без издевки произнес:

– Не думаю, что мистер Флетчер согласится гарцевать на муле. В любом случае мы не так богаты, чтобы снабдить их лошадьми.

– Вы можете поменять им мулов на лошадей. Этот парень, – Хиларио погладил полковничьего жеребца, – отъестся и залоснится за несколько недель.

Глаза старого вакеро с хитрецой обратились на хозяина.

– А ты не очень-то сочувствуешь бедным странникам! – заметил Николас.

– А вы верите, что император наделит их землей? За чей счет он так расщедрился? – задал встречный вопрос вакеро.

– Черт подери, конечно, нет! Им еще дьявольски повезет, если они доберутся целыми хотя бы до Дуранго и никто не зарежет их по дороге.

– Вы, кажется, ставите под сомнение мои способности как проводника? – произнес Эмори Джонс за спиной Фортунато.

«Черт возьми, как он здесь появился?»

Но Хиларио – и это бросилось в глаза Нику – совсем не удивился присутствию в конюшне американца.

– Один раз вы уже умудрились сбиться с наезженной дороги, – не удержался и съязвил Ник. Его раздражало странное сходство этого неприметного человечка с кем-то ему давно знакомым.

– Вас интересует, не встречались ли мы ранее, – Джонс, казалось, читал его мысли. – Нам не доводилось беседовать в прошлом, но я знаю, кто вы.

Последние его слова произвели такой же эффект, как тяжелый камень, упавший в тихий пруд. Однако Хиларио с равнодушным видом отвернулся и занялся работой, как будто заранее знал, о чем состоится разговор между хозяином и янки.

Ник пережил нелегкую минуту, но все же быстро оправился от удара:

– Все преимущества на вашей стороне, мистер Джонс… если вам угодно, чтоб вас так называли. Может быть, продолжим беседу в более уединенном месте?

Приглашение Ника выглядело далеко не любезным, но американец добродушно кивнул и направился к выходу из конюшни.

Очутившись на открытом пространстве, мистер Джонс окинул цепким взглядом окрестности и заговорил первым:

– Я понимаю ваше намерение держать это в секрете, но Хиларио давно знает, что вы – не Лусеро Альварадо.

В темных глазах Ника вспыхнул недобрый огонек.

– Так кто же я, черт возьми?

– Николас Форчун, американец, наемный солдат родом из Нового Орлеана, где дон Ансельмо Альварадо в молодости часто предавался плотским утехам. В результате вы и появились на свет, так сказать, побочный продукт его весьма интенсивной деятельности.

Мистер Джонс отбросил разом свой прежний южный акцент и заговорил как истый янки.

– А вы кто?

– Простой американский парень. Ваш соотечественник. – Собеседник Ника представился: – Мое имя Барт Маккуин. Я из Сент-Луиса.

– И вы не сторонник Конфедерации?