Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Чем строже грудь скудеет кровью,
У граней странствия дыша,
Тем жарче дорожит любовью
Моя усталая душа.
И часто взор следит отрадно,
Как по кусту сползая вниз,
В саду мой отпрыск виноградный
Змеей извилистой повис.
И жду: авось благая осень
На склоне золотого дня
В кругу непобедимых сосен
Венчает гроздьями меня.

28 июня 1926

14. Все равно

Для созерцания немого,
Для думы чуткой всё равно,
Глядит ли мая взор живого
Иль осень хмурая в окно.
Душе пристрастье незнакомо,
Она с природой дышит в лад,
Всегда сама, везде как дома,
И тайных полная отрад.
Ей жизни каждое мгновенье,
Свежо волнующее кровь,
Так хорошо, как вдохновенье,
И свет, и счастье, и любовь.

28 июня 1926

15. «В природе чуткость есть: когда ты хмур и зол…»

В природе чуткость есть: когда ты хмур и зол,
Она тебя щадит, она тебя не тронет
И смутным пологом над смутной далью сел
Лежит и боль твою немую похоронит.
Но если ты счастлив, но если ты нашел
Любовь, сочувствие и правду в черством мире,
О, погляди, как весь роскошно свет расцвел,
Какое тайных струн согласие на лире.
Как будто и волна, и горы, и леса,
И всё, что в мире есть, – волшебного оркестра
В один могучий хор слитые голоса,
Смычку послушные великого маэстро.

28 июня 1926

16. «Туманной ночью ты заметил…»

Туманной ночью ты заметил,
Как в небе каждый огонек
Так робко жив, так скудно светел,
В туманный заключен кружок.

О, эта муть и трепетанье,

И этот замогильный свет,
И этот бред, и колыханье,
И грусть, какой названья нет.

Как будто дух в цепях, усталый,

Не в силе жечь иль ярко рдеть,
Туманной искрой, искрой малой
Не может ночью не блестеть.

И кто-то вечный, добрый кто-то,

Как срок пробьет печали спать,
Над спящей болью и заботой
В ночи не может не дрожать.

13 июля 1926

17. «Так сердце билось, так горело…»

Так сердце билось, так горело,
Так отбивалось от змеи,
Так порывалося несмело
На лучезарные стези.
Но предначертанный заране
Свершился путь: пылать, болеть
И в этом розовом тумане
Под пенье грезы догореть.

21 июля 1926

18–19. Любовь, прости! [3]

I. Выпуск 17-го года

С глубоким и серьезным взором
На детском снимке ты стоишь,
Как бы при входе пред простором
Ты задержалась и дрожишь.

Там розы спят, но там и жала

Незримо ранящих шипов.
И что щедрей предназначала
Судьба для поздних мотыльков?

Стоишь ты смутно перед далью,

И стройных рук овал так тих,
И веет вещею печалью
От глаз задумчивых твоих.

22 июля 1926

II. «Средь суеты и розни светской…»