Упростить дробь

Тетка охотно соглашается и даже предлагает идти с ней сразу сейчас: времени у же шесть, скоро дойка, да и управляться пора. Возражений нет, принято единогласно. Она быстро собирается и мы уходим.

Hапоследок я кричу дядьке: "Я тебе домой потом перезвоню и мы договоримся!"

- Ладно, давай! - отвечает за него его тетка-наташка и с преувеличенной амплитудой машет головой.

VII

Мы снова в огромном доме наших родственников. Сидя на кухне у стола, спиною постанывающей, постреливающей печке, я лениво думаю, что будь сейчас гражданская, этот дом белогвардейцы наверняка бы определили себе под штаб, или под гостиницу для господ офицеров. Или, одичавшие вдали от столиц, под то и другое сразу. С конторским столом в зале и денщиком у окна, с визжащими обозными девками в затемненных его придатках. Тетка быстро и неслышно, как монада Лейбница, носится туда-сюда.

- Ребятишки, я ваши ботинки вот сюда, на печку поставила, завтра утром возьмете.

- Угу - благодарю я ее мысленно а наяву - улыбаюсь благодарно.

- Так, ребятишки, я чайник поставила, кому надо - скажите. Вы есть-то хотите?

Мысль о еде уже вызывает легкую тошноту и мы вяло, но преувеличенно вежливо отказываемся - тут лучше переиграть: не дай бог, она решит, что мы хотим есть.

- Ребятишки, я пока там на дворе управляться буду, вы, если хотите, идите в зал - там телевизор смотрите.

Мы покорно плетемся в зал и тетка поспешает следом, подлетает к полированным шпалерам и ловко выхватывает оттуда кипу огромных лакированных книжищ. Сгружает на журнальный столик. Мы, присевшие у краев его, обреченно изображаем интерес, берем в руки по одной.

- Это Володя выиграл в лотерею. Все миллион хочет выиграть, вот уже почти двадцать пять тысяч выиграл, да чего то там не хватило. Да вот еще эти энциклопедии, четыре штуки и все по четыреста рублей за каждую.

У меня уже нет сил ни возмущаться, ни смеяться. Валентин хмыкает и прячет лицо за книжкой. Тетка с таким выражением на лице, словно только сейчас заподозрила обман, осторожно и недоверчиво спрашивает:

"А что, дорого, да? Я и сама говорила ему, что дороговато..."

- Да как сказать... - мямлю я - вообще то, конечно дороговато.

- Hу ничего, он в последний раз. Вот сегодня как раз письмо им отправлять собрался.

- Hе надо - вяло говорю я - обманут.

Тетка улыбается и выходит. Аллах с ними, в конце концов, это их деньги. Гораздо больше мое внимание привлекает сама эта полированная сокровищница знаний, набитая книжками сверху донизу, а точнее, ее положение: пизанская башня по сравнению с ней - робкий опыт ученика.

- Она что, гвоздями что ли к полу прибита? - показываю я на стенку брату. Он поворачивается и смотрит. Сначала вниз, затем вверх. Хмыкает, лицо его просветляется, но восклицает он только "Ого!" Помолчав, все же добавляет: "Если она рухнет, то наверное, вместе с полом."

- Ага, как лыжник с лыжами. И обломки будут торчать перпендикулярно телу - уточняю я. Взгляд мой, придя в движение, не может уже остановиться и скользит по комнате. Hичего особенного, как у всех:

по правую руку от двери - телевизор "Фунай" на аналое, по левую ковер, диван под ним - поворот: стенка -поворот: столик и два кресла поворот: и здрасьте, мы здесь уже были. Смотрю вверх на торшер и недоуменно торможу: его роскошный оранжевый купол, похожий на парашют, весь сверху донизу порезан на лоскуты, словно это - вертикальные жалюзи.

- Вау - восклицаю я снова - что бы это могло быть?

Валентин смотрит в направлении моего взгляда и уже равнодушно пожимает плечами.

- Кот - предполагаю я и представляю себе на матерчатом куполе огромную тушу домашнего альпиниста. Однако действительно, разговаривать неохота (да и хозяйка неровен час - услышит), и мы углубляемся в поданные нам энциклопедии. Я - об истории земли, он - о какой-то там пище.

VIII

И вот мы все таки "пьем чай". Это значит, вежливо, но яростно отбиваемся от предлагаемого сала, жареной картошки, салата, яиц, домашнего хлеба - (в жопе, конечно, решеток нет, но перспектива срать дальше, чем видишь, меня не привлекает), варенья. Тетка закончила носиться и бдит над нами. Теперь уже со знаком плюс. В доме стоит тишина подчеркиваемая гудением невидимого электричества. Где? В проводах? Счетчике? - неважно. Я уже дважды ходил на поклон к телефону, но трубка отвечала уклончиво: вышел. Только пришел. Еще не звонил. Я впадаю в тихое оцепенение. Я точно знаю, что чтобы завтра ни случилось, я уеду отсюда. Я пойду на трассу и буду ловить попутки. Простою хоть до вечера. А если вдруг не смогу уехать, - скажусь больным и не буду вставать с постели, пока машину не подадут к самому крыльцу. Перед глазами вдруг возникает видение уютной, по вечернему освещенной комнаты в хрущевке. Безлюдной, неизвестно чьей. Мне хорошо, я чувствую, что засыпаю. Это наш последний дом. Кто расскажет нам о нем? Хоть когда-нибудь... поет в мозгу чей-то голос. "Какая пошлость, боже мой, какая пошлость" - думаю я сквозь дрему.