Я хлопнула себя по лбу. Совсем забыла, что на окно наложено проклятие. Сила действия которого была равна силе противодействия. Видимо, у лорда Труэля крутились в голове не совсем приличные мысли относительно меня, поэтому его оглушило собственное проклятие. Черт.
– Тащите его в лазарет, – вздохнув, приказала я. – Лекари ему помогут.
Я не отходила от больного до утра. Я выдержала все шутки лорда Осифира, прекрасно знающего о проклятии на моем окне – ему пришлось поднимать на ноги двух будущих жен. Упорно игнорировала смешки дежурящих в лазарете старшекурсников, догадавшихся по моему виду, для чего лорд Труэль полез в полночь в окно к студентке.
Попыталась поглубже затолкнуть угрызения совести, но справилась с этой задачи плохо. Совесть доставала меня больше всего. Упреки шли за упреками. Но что взять с девушки, к которой приклеилось прозвище Тридцать три несчастья?
Не знаю как, но я умудрилась заснуть на стуле. Меня разбудил голос Труэля.
– Ты так хорошо пахнешь…
– Лилиями и немного сырой землей? – я вспомнила, что он уже дал определение исходящему от меня аромату.
Если бы стихи были не о любви, я бы обиделась. Совсем немножко, ведь Труэль был деканом некромантов, и вполне могло статься, что им этот запах кажется чудесным. Правда, мало какой девушке понравилось бы источать земляной дух.
Эльф не понял и свел брови к переносице.
– Почему сырой землей?
– Как в твоих стихах, посвященных мне. Помнишь? «Твои волосы пахнут лилией и немного сырой землей, нет на свете тебя красивее, и в душе я сто лет как твой», – продекламировала я так же, как муха, нараспев.
Брови Труэля поползли вверх.
Глава 25
Я ждала, когда эльф сознается, что пишет стихи и без меня ему свет не мил. Однако он решил упорствовать.
– Кто тебе сказал, что это мои стихи?
– Цезарь выдал тебя, – я погладила эльфа по ладони, лежащей поверх простыни. – Прости, я не знала, что приношу тебе страдания.
Лорд Труэль выдохнул через зубы. Это было так мило. Нечасто можно увидеть смущение на лице чернокнижника.
– Ладно, признаюсь, ты заставила меня помучиться. Но Цезарь тебя обманул. Я не пишу стихи.
– А как же запах лилии и сырой земли? – я растерялась.
– Тебе эти слова ничего не напоминают? – эльф сел и, подложив под спину подушку, натянул на себя простыню. Но я успела заметить, как совершенно его тело. Пострадавшего декана раздели, прежде чем уложить в постель. Незадолго до полуночи прошел дождь, и при падении на землю одежда Труэля намокла. – Подумай хорошо. Сырая земля, венки из лилий…
– Кладбище?!
– Цезарь – муха падальница. Его страсть к мертвым телам частенько выливается в поэтические страдания. Я не могу присвоить себе его талант.
– Я убита, – я уронила лицо в ладони. – Я поддалась красоте поэтических строк и надумала себе невесть что.
Через пару минут молчания, когда было слышно лишь мое сопение, Труэль осторожно поинтересовался:
– А что ты надумала?
– Что вы любите меня. Несмотря на всю мою двойственность, – я опустила руки. Мое лицо горело от смущения. Я только что говорила принцу «ты», уверенная, что имею на это право. – Чего такого наплел вам врунишка Цезарь, что вы, забыв об осторожности, попали под собственное проклятие?
– Что я должен срочно бежать и спасать тебя. Я увидел открытые окна и решил, что уже опоздал: пересмешник дотянулся до тебя. Я желал ему мучительной смерти. И совсем забыл, что смерть – это не те мысли, которые пропустит охранное проклятие.
У меня появился повод разрыдаться. Крушение надежд пережить нелегко. Труэль спешил поймать невидимого врага, а не летел ко мне на крыльях любви. Он сейчас и слова не сказал о своих чувствах ко мне.
– Ну чего ты? – эльф наклонился вперед и, дотянувшись до меня, погладил по голове. Точно маленькую. – Все ведь закончилось хорошо. Никто тебя не обидел, а мне будет наука. Я почти оправился. Голова немного кружится. И все.
– Я готова прихлопнуть вашего фамильяра, – я приняла край простыни, протянутый мне Труэлем, чтобы высморкаться. Платка, как всегда, у меня при себе не было. – Он ввел нас обоих в заблуждение. Я призналась ему, что люблю вас, а он вероломно дождался двенадцати, чтобы не дать вам времени для раздумий. А вы не нашли ничего лучшего, как представить меня в руках пересмешника. У вас в голове даже не мелькнуло, что девушка пригласила вас на свидание. Я купила красивую ночную рубашку, чтобы вам было приятно снимать ее с меня…
– Я не посмел бы… – поторопился оправдаться чурбанистый эльф.
Я дернула в воздухе рукой, чтобы он не мешал мне изливать свое горе.
– Я купила кисточку и сбегала к Тутто за кровью Феникса, чтобы дать вам повод быть более смелым, а вы… А вы думали лишь о том, как убьете пересмешника. Я в жизни не призналась бы Цезарю в любви к вам, если бы меня не взволновали стихи.
Труэль вздохнул и, придерживая простыню, подвинулся ближе.
– Амари, – он взял меня за руку, – я жизнь за тебя отдам, но…