Упущенные Возможности

— Гм — я глубоко затянулся, и закашлялся. Крепкая штука, эти Лакки — и что мне теперь делать?

— Откуда я знаю — снова сплюнул дед — что хочешь то и делай.

Я встал, уселся в авто, завел, и поехал в Кремль. Пора начать думать. Потому что до этого, у меня, похоже мозг был отключен напрочь.

Глава 18

Происходящее в кабинете Калинина называется ' Комиссия Политбюро по вопросам бюджетной политики'.

Она началась сразу же по прибытии вождя. Разве что, зайдя, по привычной схеме в кабинет Калинина до всех посетителей, я перекинулся с ним парой слов. Точнее он поизучал взглядом мое отрихтованное Цветковым лицо, и как-то совсем несолидно хихикнул:

— Значит, небольшого ума человек, говоришь?

Дав понять мне таким образом, что вкурсе всего, что случилось со мной со вчерашнего вечера.

Я запнулся и смутился. Мог бы и сообразить, что донесут! Однако — нет, наличие рядом красивой девушки, отшибло мозги. Впрочем, не я первый, ни я последний.

Но я не успел извинится. Михаил Иванович хлопнул меня по плечу и сказал:

— Не переживай Боб, если подчиненные, за рюмкой, не ругают начальника последними словами, начальнику пора искать другую работу…

В Кремль я приехал в начале восьмого. Смысл в этом был один — до того, как меня начнут арестовывать, перекинутся парой слов с начальством. Но начальства не было. Лозгачев отбыл в три ночи и будет в девять тридцать. Поскребышев только ушел, и появится часа через два.

Решив обождать, я ушел в помещения охраны. У них там уютная комната отдыха с кипятком, чаем и сухарями. А попив в чаю, я решил подремать, с часик. Начальство все равно меня сразу не примет.

Растолкал меня Виктор Чашников:

— Просыпайся, уголовная морда!

Чашников пришел не один, а с дежурным лекарем Цветковым. И я понял, что это не Кремль а просто деревенская улица. Все все знают, и охотно делятся друг с другом новостями.

— Это была Сашенька Воронцова, Боб?

— Вить — голосу у меня со сна хриплый — ты не мог бы быть не таким жизнерадостным?

— Вы позволите? — спросил Цветков и положил мне ладонь на левую щеку.

— А чего грустить? Нормальный человек, попав в Москву, получает условный срок в течение полугода. Или вовсе никогда не получает. Но я, с такими людьми дел иметь не хочу.

— Как думаешь, попрут сразу?

— Все в норме, можете сходить посмотреть — Цветков убрал ладонь и критически осмотрел результат.

— Спасибо, Серега. Я уж не знал, как начальству на глаза показаться.

Я от души пожал Цветкову руку, и пообещал царский обед при случае. Он отмахнулся и ушел.

— Пора уже, Боб, понять, что тебя не для того искали и нашли, чтоб гнать. Разве что, будешь жить в Бутырке, и тебя будут на работу возить. Под конвоем.

— Нет ли в произошедшем какого то хитрого плана нашего с тобой наиглавнейшего шефа?

— Скажи мне, Боб, зачем Лаврентию Павловичу придумывать дерьмо, что ты и сам с удовольствием не только найдешь, но и вляпаешься?

— А ты то, откуда все знаешь? — хотя, о чем я? Розенгольц, поди, уже со всеми поделилась.

— Твой поэтический диспут во всех сводках. — удивил меня Чашников- Наши болеют за тебя. Милиция Москвы делает вид что нет. Но, говорят что патрульные, проверяя сегодня утром документы на Ленинградском вокзале, у каких то приезжих писателей, напевали про каких-то козлов.

И он оглушительно заржал. Потом даваясь смехом добавил, что судья Гирс поклялась — первый же иск за оскорбление песней ' Козлы', будет удовлетворен в полной мере, и даже реальным сроком. А Борисов пусть ей на глаза не показывается, сядет тут же.

— Но как⁈ — я растерялся настолько, что на мгновение забыл обо всем.

— Ты не понял куда ходил? Вообще то, официально это называется выступление секции молодых поэтов. Ведется стенограмма. Приходят молодые поклонницы поэзии, записывают понравившееся стихи. Твоя песня уже ушла в народ, Боб. Смирись. Только Гирс, пару месяцев, лучше действительно на глаза не показывайся.

— Боюсь, у меня не получится, Витя. Кажется, сегодня и закроют.

— Да кому ты нужен⁈

— Я тут, утром, убил придурка…

Чашников мгновенно и кардинально переменился, внешне оставшись прежним. Похоже, он решил что я, получив стулом по репе, ступил на тропу маньяка. Ну, взгляд у него стал такой… очень специфический.

И я, пока он не кликнул подмогу, рассказал о произошедшем на переезде.

Когда я, вкратце, изложил ему основные факты, он, к моему удивлению, ощутимо расслабился. Тем не менее, стремительно задал мне кучу коротких, но точных вопросов. А получив от меня максимально честные ответы, и вовсе сказал:

— Тьфу на тебя, Рома. Я уж было подумал, что ты сразу же пошел, и шлепнул Полянского.

— Что значит тьфу⁈ Мне идти сдаваться, или сначала поставить в известность Лозгачева?

— Куда сдаваться? Боб, если бы в твоих действиях усмотрели хоть долю вины, тебя бы давно взяли. А тут — вооруженное нападение при свидетелях… чистая самооборона. Думаю, парни из Марьиной Рощи даже дело открывать не стали.

— Витя. Я только что получил условный срок. И, будем честными, при помощи своих «м» способностей грохнул человека. И мне ничего не предъявят⁈