Учитывая разгром польской армии вермахтом, СССР не мог допустить оккупации Германией всей территории Польши и, использовав призывы Берлина о вводе войск, оккупировал территории Западной Украины и Западной Белоруссии. Затем на этих территориях был фактически проведен плебисцит, выявивший стремление подавляющего большинства местного населения к воссоединению с Советским Союзом. При этом ни Москва, ни Варшава не объявляли друг другу войны, несмотря на возникший между ними территориальный спор. В отношении Финляндии советское правительство применило репрессалии с целью заставить ее пойти на уступки в вопросе о границе. Причем финское правительство полностью понимало законность действий Москвы и ему пришлось разыграть в Лиге Наций целый спектакль, чтобы побудить ее признать СССР «агрессором», хотя ни Япония, ни Италия, ни Германия такого решения не удостоились. Поскольку вступлению советских войск на территорию Эстонии, Латвии и Литвы в июне 1940 г. предшествовали дипломатические переговоры, завершившиеся согласием их правительств с советским вариантом решения проблем в двусторонних отношениях, действия Москвы в отношении этих стран не являются ни агрессией, ни оккупацией. В отношении Румынии СССР вообще не совершал действий, подпадающих под действие этой конвенции. Не говоря уже о том, что применение термина «советская агрессия» к оккупированной Румынией территории Бессарабии вообще невозможно. Вступлению же Красной армии на территорию Северной Буковины предшествовали дипломатические переговоры, завершившиеся согласием румынской стороны с советским вариантом решения Бессарабского вопроса. Таким образом, в 1939–1940 гг. Советский Союз не совершал никаких агрессивных действий в отношении своих западных соседей
. Как справедливо отметил А. Тэйлор, «права России на балтийские государства и восточную часть Польши (а также Бессарабию. –Советско-английские и советско-французские отношения осенью 1939 г. ухудшились, так как Англия и Франция были недовольны тем, что им не удалось использовать Советский Союз в своих интересах, и русские осмелились предпочесть какие-то свои собственные интересы «общему делу» защиты западных демократий. В Лондоне и Париже были склонны рассматривать Москву в качестве невоюющего союзника Берлина, нанесение ущерба которому было формой косвенного давления на Германию. Противодействуя этим настроениям, советское руководство вело осторожный внешнеполитический курс, всячески демонстрируя свой нейтралитет в европейской войне. Однако советско-финляндская война и обострение борьбы за Скандинавию зимой 1939–1940 гг. поставили СССР перед реальной угрозой возникновения войны с Англией и Францией. Советское руководство попыталось избежать возможного конфликта, предприняв в то же время ряд военных мер, которые позволили бы дать адекватный ответ на англо-французское нападение. В этих условиях в Москве с облегчением узнали о вторжении Германии в Скандинавию, а позднее и во Францию, что полностью устранило угрозу столкновения Советского Союза с западными союзниками. Вместе с тем советское руководство, хотя и заняло более твердую позицию на переговорах с Англией, не собиралось окончательно портить отношения с ней. Москва продолжала лавировать между Берлином и Лондоном, который стремился любыми способами ухудшить советско-германские отношения, чтобы отвлечь Германию на Восток. Со своей стороны, Кремль рассматривал Германию в качестве силы, способной подорвать позиции Англии, расшатать «капиталистическую систему». Затем в подходящий момент Красная армия разгромит Германию и освободит Европу и от фашизма, и от «загнивающего капитализма».