Упущенный шанс Сталина. Схватка за Европу: 1939-1941 годы

Продолжается дискуссия по вопросу о заинтересованности Германии в заключении договора о ненападении с Советским Союзом. Так, А.Н. Яковлев считает, что Германия не слишком стремилась к соглашению с СССР, так как могла выбирать между договоренностью с ним или с Англией. При этом автор отмечает неизученность вопроса о готовности Германии к войне с Советским Союзом в 1939 г.[189]. По мнению ряда авторов, летом 1939 г. Германия находилась в очень сложном положении, поскольку стремилась достичь внешнеполитической изоляции Польши в предстоящей войне и получить гарантию от войны на два фронта, а значит, была заинтересована в пакте сильнее, чем Советский Союз, именно поэтому она и была инициатором соглашения с СССР, к войне с которым она была не готова[190]. Противоположного мнения придерживается Г.Н. Севостьянов, который считает, что Германия была готова к войне с СССР, но в подтверждение приводит данные, которые, как минимум, ставят это утверждение под сомнение[191]. Большинство авторов отмечают неготовность СССР к войне с Германией в 1939 г., что объясняется репрессиями в Красной армии или просто «слабостью» РККА[192]. Лишь О.Ф. Сувениров высказался в том смысле, что РККА была в 1939 г. сильнее вермахта[193], но этот тезис не получил поддержки. Отсутствие сопоставительного анализа вооруженных сил великих держав летом 1939 г. не позволяет однозначно решить этот вопрос, правда, данные таблицы 4 показывают, что СССР располагал достаточно мощной сухопутной армией. Некоторые авторы чрезмерно оптимистично полагают, что для СССР не существовало угрозы единого антисоветского фронта, войны с Германией или на два фронта, так как межимпериалистические противоречия между другими великими державами затрудняли какое-либо антисоветское соглашение[194].

Таблица 4. Вооруженные силы великих держав и Польши летом 1939 г.[195]

В отечественной историографии сохраняется разноголосица в вопросе об оценках договора о ненападении. Официальная историография продолжает подчеркивать тот факт, что он был единственно правильным шагом, показавшим миролюбие СССР и поставившим заслон на пути германской агрессии на Восток[196]. Договор являлся компромиссом агрессора и его жертвы и не противоречил союзу с Англией и Францией, которые уже имели такие же договоренности с Германией[197]. Его сравнивают с Тильзитом и Брестом, подчеркивают его юридическую обоснованность[198]. А.С. Якушевский утверждает, что договор не был направлен против интересов какого-либо третьего государства и соответствовал принципам пролетарского интернационализма, классовым интересам международного коммунистического движения[199]. В.Я. Сиполс[200] оценивает договор как дальновидный и мудрый шаг, признавая при этом, что советское правительство знало о невозможности полагаться на это соглашение (?!). О.А. Чубарьян считает, что договор не выходил за рамки однотипных соглашений, но сталинизм трактовал его по-своему[201]. Вместе с тем некоторые авторы полагают, что советско-германский договор явился «серьезным просчетом советской» дипломатии, поскольку оказал «негативное влияние на развитие международных политических и военных событий в Европе» в 1939–1941 гг., не сопоставим с англо-германской и франко-германской декларациями о ненападении и выходил за рамки договора о ненападении, а также был несовместим с англо-франко-советским союзом[202].

В ходе дискуссии конца 1980‐х гг. о наличии секретного дополнительного протокола, завершившейся с опубликованием, как было заявлено, подлинников этого документа в 1993 г.[203], был сформулирован вывод о том, что протокол был естественным продолжением пакта, в котором и содержался весь его смысл[204], заключавшийся в ограждении части Восточной Европы от германской оккупации. Изучение советских дипломатических документов показало правоту тех авторов, которые считают, что секретный протокол был инициативой СССР и уступкой со стороны Германии[205]. Целью пакта было обеспечить влияние Советского Союза в Восточной Европе, а без секретного протокола он не нужен и не имеет смысла[206]. Хотя протокол не являлся юридическим основанием для перекройки восточно‐европейских границ, он предрешил судьбу третьих стран и свидетельствует о сотрудничестве с Германией в переделе Восточной Европы[207]. Тем более что, как отмечает С.З. Случ, для Сталина граница «сферы интересов» означала будущую границу СССР[208]. Как полагает В.Я. Сиполс, договор отразил взаимные интересы Германии и СССР. Первая была заинтересована в оккупации Польши до «линии 4‐х рек», а второй – в остановке вермахта дальше от своих границ и в присоединении Западной Украины и Западной Белоруссии[209].