Упущенный шанс Врангеля. Крым-Бизерта-Галлиполи

Сказанное мною противоречит всем трудам белых и красных историков. Но вчитайтесь в мемуары и письма офицеров и дворян, написанных в провинции или на фронте до 1 октября 1917 г. Где там большевики? Повсюду описывают бесчинства хамов, то есть солдат и крестьян. Ну а затем находят козла отпущения в виде большевиков. Мол, прибыли откуда-то евреи-комиссары с деньгами кайзера Вильгельма II. И эти злодеи мучают 150миллионное население России. Как кучка комиссаров могла поработить великий народ, не думали ни господа офицеры, ни нынешние историки.

С кем был русский народ? Однозначный ответ мы найдем в документах Добровольческой и Русской армии. Белые крейсера и эсминцы, ходившие в 1914—1916 гг. со скоростью 20—30 узлов, в 1919—1920 гг. имели скорость 4—8 узлов, да и то часто останавливались на несколько часов. Что это? Износ механизмов? Нет – полное отсутствие кочегаров. У топок стояли офицеры и гимназисты, а кочегары носились по Северной Таврии на красных бронепоездах и махновских тачанках. Не от хорошей жизни Деникин и Врангель принудительно загоняли в свои армии пленных красноармейцев.

Не буду лукавить, у меня самого вызывает восхищение мужество белых офицеров на кораблях и бронепоездах, смелые рейды конницы по тылам противника, психические атаки пехоты. Но, увы, в 1918—1920 гг. все губернии плевать на все это хотели.

Как писал С.Г. Кара-Мурза: «Народ России в разгар войны был расколот примерно пополам (значит, не по классовому признаку). В армии Колчака, например, были воинские части из ижевских и воткинских рабочих – разве они считали, что воюют против рабочего класса? Очень важен для понимания характера конфликта раскол культурного слоя, представленного офицерством старой царской армии. В Красной армии служили 70—75 тыс. этих офицеров, т. е. 30 % всего старого офицерского корпуса России (из них 14 тыс. до этого были в Белой армии). В Белой армии служили около 100 тыс. (40 %) офицеров, остальные бывшие офицеры уклонились от участия в военном конфликте.

В Красной армии было 639 генералов и офицеров Генерального штаба, в Белой – 750. Из 100 командармов, которые были в Красной армии в 1918—1922 годах, 82 были ранее “царскими” генералами и офицерами. Можно сказать, что цвет российского офицерства разделился между красными и белыми пополам. При этом офицеры, за редкими исключениями, вовсе не становились на “классовую позицию” большевиков и не вступали в партию. Они выбрали красных как выразителей определенного цивилизационного пути, который принципиально расходился с тем, по которому пошли белые».

Я отмечу и еще один момент. Русские офицеры в целом храбро дрались в 1904—1905 гг., 1914—1917 гг. и в 1918—1920 гг. Но русский генералитет, за редким исключением (Макаров, Маниковский, Слащёв и немногие другие) был бездарен, плохо разбирался в новейшей военной технике, тактике и стратегии. В Гражданскую войну им противостояли тоже не Бог весть какие красные стратеги – Ворошилов, Тухачевский, Блюхер и т. п. Но их поддерживал народ, и ни танки «Риккардо», ни бомбардировщики «Де Хэвиллэнд», ни британские мундиры, ни французские сапоги не помогли «правителям» омским и крымским.

Так что на «той единственной гражданской» сошли за гениальных стратегов Тухаческие и Блюхеры. А вот в войне с настоящим противником потребовались другие полководцы. Среди командующих фронтами, в 1944—1945 годах бравших Варшаву, Будапешт, Прагу и Берлин, не было ни одного «стратега» Гражданской войны. Выдвинулись новые полководцы, которые в Гражданскую в лучшем случае командовали ротами или эскадронами.

И опять же это явление закономерное. В ходе любой гражданской войны командовать армиями начинают демагоги и бездари. Они возвышаются, пока воюют против собственных граждан, но при первой встрече с иностранными армиями терпят поражение. Нечто подобное было во Франции во время Великой революции. В 1789—1793 гг. появилось несколько сот «революционных генералов». Они успешно проливали кровь своих соотечественников в Вандее, Бретони, Лионе и Марселе, но при осаде Тулона, окруженного мощными укреплениями и защищаемого британской армией и флотом, выяснилась полная неспособность генералов от революции.

Перед картой района Тулона собрались революционные генералы – бывший жандарм, бывший художник и бывший конюх. Чешут в затылках. Сквозь них грубо проталкивается какой-то маленький капитан, более похожий на подростка. «Вот где Тулон», – он тыкает пальцем в форт Эгильет в 12 милях от Тулона. «Да парень не силен в географии», – хохочут генералы. «Действуйте, гражданин Буона Парте», – сказал комиссар Огюстен Робеспьер, брат диктатора Максимилиана.

И вот большие батальоны маленького капитана успешно прошагали по всем столицам Европы от Мадрида до Москвы. Но батальонами командовали не революционные генералы, а те, кто в 1793 г. служили рядовыми или младшими офицероми. А революционные генералы сложили головы на плахте, эмигрировали, отсиживались в своих имениях во Франции или, в лучшем случае, занимались канцелярской работой в военном министерстве.