Упырь на Фурштатской

Упырь на Фурштатской

Забытая вампирская новелла ХIХ-ХХ вв.

От составителя

Вошедшие в эту книгу произведения смело можно назвать забытой классикой вампирической литературы. Многие из них редко или практически никогда не переиздаются, другие — как «Упырь на Фурштатской улице», одно из центральных произведений русской вампирической литературы — до сих пор и вовсе пребывали в неизвестности.

Книгу составили в основном сочинения русских авторов, и они отнюдь не исчерпывают вампирический жанр в русской литературе ХIХ-первой половины ХХ века: область эта куда богаче, чем представляется многим читателям и академическим исследователям (тем более что поэтические произведения не были включены в книгу и, вероятно, составят отдельную антологию).

Исключением является новелла «Таинственный незнакомец», специально переведенная для настоящего издания. Это сочинение, чья английская версия была впервые опубликована в 1854 г., стало важнейшим источником знаменитого «Дракулы» Брэма Стокера.

В комментариях читатель найдет основные сведения, касающиеся включенных в книгу новелл, и некоторые беглые замечания по поводу их взаимосвязей и места в вампирической литературной традиции; углубленное рассмотрение их — дело будущего.

ТАИНСТВЕННЫЙ НЕЗНАКОМЕЦ

                       Умереть, уснуть. — Уснуть!
И видеть сны, быть может? Вот в чем трудность.

Гамлет.

Борей, этот грозный северо-западный ветер, что весной и осенью вздымает водные бездны бушующей Адриатики и становится так опасен для кораблей, с воем проносился по лесам, раскачивая ветви старых узловатых дубов в Карпатских горах, когда отряд из пяти всадников, окружавших паланкин, запряженный парой мулов, свернул на лесную тропу, даровавшую путникам некоторое укрытие от апрельской непогоды и позволившую им чуть перевести дух. Наступал вечер, принесший с собою невыносимый холод; время от времени снег начинал идти большими хлопьями. Во главе отряда ехал верхом высокий старый господин с аристократической внешностью; то был владетель Фаненберга в Австрии. От бездетного брата он унаследовал большое имение, находившееся в Карпатских горах; теперь он, в сопровождении своей дочери Франциски и племянницы лет двадцати, которая воспитывалась вместе с нею, направлялся в свои новые владения. Рядом с кавалером скакал стройный молодой человек лет двадцати с лишним — барон Франц фон Кронштейн; на нем, как и на кавалере, была широкополая шляпа с длинными перьями, кожаный плащ, сапоги для верховой езды с широкими голенищами — словом, одежда путешественника, принятая в начале семнадцатого столетия. Черты молодого человека выдавали открытый и дружелюбный характер и известную рассудительность; но в выражении лица его было больше задумчивой и чувствительной мягкости, чем юношеской отваги, пусть никто и не смог бы отрицать, что он был в избытке наделен и юношеской миловидностью. Когда кавалькада свернула в дубовый лес, он направил коня к паланкину и заговорил с дамами, сидевшими внутри. Одна из них — к кому и были по преимуществу обращены его слова — отличалась ослепительной красотой. Ее волосы, от природы вьющиеся локонами, обрамляли изящный овал лица; сияющие подобно звездам глаза были исполнены чувства, живого воображения и даже игривости. Франциска фон Фаненберг, казалось, едва слушала речи поклонника, решившего осведомиться, как приходится ей в путешествии, каковое сопровождается подобными лишениями; она, как обычно, отвечала ему коротко, почти презрительно, и наконец заметила, что если бы отец не возражал, она давно попросила бы барона занять ее место в паланкине, напоминающем ужасную клетку, ибо барона, судя по высказанным им наблюдениям, беспокоит погода; сама же она, несомненно, предпочла бы гарцевать на резвом коне и лицом к лицу встречать ветра и бури, чем сидеть здесь в заточении, в то время как паланкин влекут по холмам эти длинноухие животные, и умирать от тоски. Слова молодой дамы и особенно полупрезрительный тон, которым они были произнесены, оказали, по-видимому, самое болезненное воздействие на молодого человека: он ничего не ответил в этот миг, но рассеянный вид, с каким он выслушал любезные слова другой молодой дамы, показывал, насколько был он расстроен.

— Мне кажется, дорогая Франциска, — любезно сказал он в конце концов, — что дорожные тяготы обременяют вас куда больше, чем вы готовы признать. Вы обычно так добры со всеми, но во время нашего путешествия часто пребывали в дурном настроении, что так сказывалось на вашем покорном слуге и кузене, каковой с радостью вытерпел бы вдвое и втрое больше неудобств, если бы тем мог вас избавить от самого ничтожного из них.

По виду Франциски было понятно, что она собирается ответить новой колкостью, но тут послышался голос кавалера, звавшего племянника, и тот, пустив коня в галоп, поскакал вперед.