В этой части храма стены всюду, за исключением открытого пространства главного двора, стояли очень близко друг от друга. Помещения между ними были малы, а сами стены толсты. Поэтому, когда верхняя часть здания была разрушена, обломки заполнили комнаты на довольно значительную высоту, и строители последующих эпох не стали разбирать развалины. Гораздо проще было строить прямо на массивном возвышении, соединив его с провалом главного двора рядом ступеней. Так они и сделали. И благодаря этому вокруг святилища уцелели все комнаты со стенами высотой до одного метра восьмидесяти сантиметров, а все обломки в них и вокруг них остались не потревоженными. Разобрав их, мы с облегчением увидели, что под ними на всей площади этой части храма сохранился даже пепел и головешки.
Ничто так не помогает археологу, как насильственное разрушение. Если здание ветшало и разваливалось постепенно, можно заранее быть уверенным, что обедневшие обитатели вынесли из него все ценное. Самое лучшее в этом смысле — вулканическое извержение. Оно хоронит город сразу и так надежно, что никто уже не возвращается к нему, пытаясь спасти свою собственность. Однако идеальные условия Помпеи встречаются слишком редко, и нам приходится довольствоваться меньшим. Когда враг грабит город или храм, он обязательно оставляет ряд вещей, хотя бы таких, какие не имеют для него практической ценности, но для археолога они могут быть неоценимым сокровищем. А если к тому же враг сжигает здание и сам обрушивает стены, тогда можно с уверенностью считать, что грабеж был поверхностным и поспешным, а самое главное, что никто после этого не пытался подобрать недограбленные остатки.
Именно так было в данном случае. От сгоревшего потолка и настенных панелей остался пепел, а под ним на кирпичном полу лежали сотни разбитых ваз из алебастра и мыльного камня, а также обломки статуй. Одна маленькая тяжелая, грубая статуя из черного камня оказалась целой. Она представляет богиню Баба на троне, который поддерживают гуси. У богини нет только носа (он был сделан отдельно), да еще вокруг головы остались маленькие сверленые отверстия, в которые вставляли золотую корону: грабители сорвали ее, когда низвергли статую. Баба считалась покровительницей птичьих ферм, и ее статуя в виде полной коренастой женщины в доходящем до лодыжек одеянии со складками и оборками имеет действительно самый домашний вид. Это отнюдь не шедевр, но, поскольку до нас дошло весьма немного женских скульптур Шумера, изваяние Баба заняло среди наших находок почетное место.
В гораздо худшем состоянии была найдена маленькая сидящая статуя богини Нингал: большая часть ее головы оказалась отбитой. Однако по тонкости исполнения она стоит много выше статуи Баба. На ней высечена длинная надпись, свидетельствующая о том, что эта статуя подарена храму не кем иным, как самой жрицей Энаннатум, второй основательницей храма. Статую удалось собрать из многочисленных обломков, разбросанных в разных местах здания.
Когда все каменные осколки были собраны и очищены, началась настоящая игра в составление мозаики, и мы с глубочайшим волнением следили за тем, как из них постепенно восстанавливались целые сосуды, иногда даже с именами предшествующих царей.
Шумерийский храм, как и современные соборы, был настоящим музеем древностей. В течение столетий цари и прочие верующие дарили богам свои сокровища, и в храмовых хранилищах накапливались предметы самых различных веков. Именно здесь мы нашли расколотый лунный диск дочери Саргона и известняковый рельеф, изображающий жертвоприношение, совершаемое принцессой еще более отдаленных времен. Этот рельеф пролежал здесь около семисот лет, а диск — около пятисот, и только тогда в сокровищницу ворвались грабители. Один из найденных нами предметов представляет особый интерес. Речь идет об обломке каменной чаши, посвященной храму дочерью царя Шульги, верховной жрицей бога луны. На черепках другой чаши мы прочли имя Саргона Аккадского, великого царя, правившего лет за двести до Шульги. И вот оказалось, что эти осколки представляют собой части одной и той же чаши и что обе надписи принадлежат одному сосуду. Каким образом чаша царя Саргона стала собственностью дочери царя Шульги? Этого мы не знаем. Ясно одно: в древности, как и в наше время, вещи могли существовать гораздо дольше, чем поколения их хозяев. Ниже мы увидим, что такую же страсть к «древностям» питала еще одна царственная жрица Ура.