Ур, сын Шама

— Леонид Петрович, — обратился к Грушину Ур, — я прочитал все ваши труды по Каспийскому морю. Вы много сделали для изучения Кап… Каспия…

— Благодарю вас, Ур, — с чувством сказал Грушин. — Это очень лестная оценка. Не сочтите за обиду то, что я вам тут говорил. Это был только дружеский совет по праву старшего…

Звонок возвестил окончание перерыва.

— А теперь — за работу, товарищи. — Грушин, дожевывая торт, направился к двери.

— Но вы, Ле… Леонид Петрович, все еще не доктор наук, — повысил Ур голос.

Грушин остановился, посмотрел на него озадаченно.

Ур неловко, придерживаясь за стену, вылез из-за стола и ухватил Грушина за рукав безупречно белой сорочки.

— Вы не доктор, — повторил он с необычайной настойчивостью. — Вам защиту пе… переносят с года на год…

— Это не ваше дело. — Грушин попробовал высвободить руку. Перестаньте за меня цепляться…

— А Ма… Максим Сидорович… Нет, И-си-дорович… — Тут Ур качнулся и почти обнял Грушина, чтобы не упасть. — Максим получит доктора раньше, чем в-вы!.. — Ура качнуло в другую сторону. — Хотя с-сам он выполнить научную работу н-не…

— Он пьян! — в ужасе закричал Грушин. — Уберите его от меня!

Из института Нонна и Ур вышли вместе.

— Я все помню, — сказал Ур, виновато опустив голову, — кроме одного: как я очутился в саду?

— Рустам с Валеркой отвели тебя туда и усадили в холодке.

— В холодке… Да, да, я проснулся от холодка — у Джимки нос холодный, он тыкался мне в руку… Понимаешь, я все соображал, а вот ноги вдруг перестали слушаться…

— Будешь теперь знать, как лакать шампанское.

— Целый день потерял, черт дери…

— Валеркин лексикон не очень тебе подходит, Ур. У тебя ноги еще не отошли? Ты еле тащишься.

— Нет, ноги отошли. Просто мне некуда торопиться.

— Разве тетя Соня не ждет тебя с обедом?

— Тетя Соня улетела в Ленинград, у нее там тяжело заболела сестра.

— Где же ты теперь обедаешь?

— Где придется… Ты не знаешь, — спросил он, помолчав, — если снять номер в гостинице, это дорого будет стоить?

— Что случилось, Ур? — Нонна удивленно посмотрела на него. — Вы поссорились с Валерием?

— Нет. — Опять он помолчал. — Мы не ссорились. К Валерию по вечерам теперь довольно часто приходит Аня, и мне кажется, что я им мешаю.

Некоторое время они шли молча. Нонна поймала себя на мысли: что сегодня мама приготовила на обед? Может, пригласить Ура? Почему бы и нет? Вон он какой неприкаянный бродит… Позвать на обед, потом, когда стемнеет, попить чаю на балконе… Он занятный собеседник, наивный, как мальчишка, и в то же время… в то же время какая-то в нем тайна… Пуговицу ему на рубашке пришить… Мама удивится. А сам Ур? Не подумает ли он бог знает что? Будто она, Нонна, навязывается…

— Я, кажется, наговорил Грушину лишнего? — спросил Ур.

— Ты задел его за живое. Докторская степень — самое больное его место.

— Но это действительно несправедливо: ученый годами не может защититься, а Пиреев, который ничего в науке…

— Ясно, ясно, — поморщилась Нонна. — Сколько можно об одном и том же? И, между прочим, ты за Грушина не беспокойся: он свое возьмет.

— Для Грушина больное место — докторская степень, а для тебя пиреевская диссертация. Ты сердишься, когда я о ней говорю.

— Ты стал на редкость проницателен.

— А ты прибегаешь к иронии, если тебе говорят неприятное.

Нонна опять вскинула на Ура удивленный взгляд.

— Повторяю без иронии, — сказала она, — ты проявляешь проницательность, которой раньше я не замечала.

— Просто я начал немного разбираться. Помнишь, ты сказала однажды: «Не приносите в храм цены песьей»…

— Помню. Ну и что?

— Это правильно сказано. Храм нельзя осквернять.

— Совершенно с тобой согласна. В храмы надо входить в незапятнанных белых ризах. Но, к сожалению, жизнь бесконечно сложнее любых изречений, как бы прекрасны они ни были.

Она видела по глазам Ура, что он размышляет над ее словами. Ах, плюнуть на условности, пригласить его пообедать, пусть он думает что хочет, не все ли равно…

И она уже решилась пригласить, как вдруг Ур остановился.

— До свиданья, Нонна, — сказал он. — Я пойду.

— Куда?

— Туда. — Он указал на белое здание цирка на другой стороне улицы, на огромный красочный щит, извещавший о последнем месяце гастролей.

— Позволь, но еще рано. Представление начнется в восемь…

— Знаю. Я к Ивану Сергеевичу зайду, к приятелю моему.

— Кто это? Фокусник? Акробат?

— Лилипут. Ну, пока.

И Ур устремился в просвет в автомобильном потоке, оставив Нонну на краю тротуара, как на опустевшем причале.

К ответственным выступлениям Максим Исидорович обычно готовился у себя дома на кухне. Естественно, в его квартире был кабинет, обставленный весьма современно и со вкусом, но почему-то Максим Исидорович отдавал предпочтение тесноватой кухне. Быть может, вкрадчивое жужжание холодильника заменяло ему сдержанный шепот аудитории, создавая обстановку максимального приближения к рабочим условиям?