Ур, сын Шама. Формула невозможного

Всхлипы усилились. Потом он услышал тоненький, жалобный, прерывающийся голос:

«Ну чем, чем я виновата… если люблю танцевать… если хочется жить интересно…»

«Ты не виновата, — подтвердил он. — Просто я слишком ревнив. Просто слишком многого требую, когда хочу, чтобы ты на вечеринках не забывала о моем существовании. Просто я стар для тебя».

Он остановил такси и отвез Аню домой. У подъезда он поцеловал ей руку, чего никогда в жизни не делал, и, не оборачиваясь, пошел по пустынной улице, под слепыми от потоков воды фонарями. Он шел, по горло переполненный горечью и жалостью к самому себе. И жалостью к Ане. Почему она так жаждет сделаться бездумной модной куклой? Что за поветрие обуяло нынешних девчонок? А может, он действительно постарел и чего-то не понимает?..

Пытаясь совладать с собой, он нарочно громко сказал, обращаясь к ночному сторожу у магазина «Синтетика»: «Без пол-литра не разберешься, как говорили в Древнем Шумере»…

Спустя месяц или полтора, накануне отлета в Москву, Аня вдруг позвонила ему на работу:

«Валера, я слышала, ты уезжаешь в экспедицию?»

«Да, — сказал он. — Уезжаю».

«Надолго?»

«На четыре месяца».

«А какой маршрут?»

«Пройдем по кольцу Течения Западных Ветров. Стоянок будет мало. В Сиднее, у попутных островов… Поболтаемся, в общем, в океане».

Она помолчала, а потом сказала:

«Ну, счастливого плавания».

«А тебе счастливо оставаться, Аня…»

«Хватит самоедством заниматься». Так сказал Валерий самому себе, лежа в самолетном кресле. Отсыпайся, пока есть время. А не хочешь спать — думай о том, как тебе, дураку, крупно повезло. Шутка ли, в океанскую кругосветку попал. Увидишь скалы Кергелена… услышишь, как воет буря у мыса Горн…

Давно рассвело, и самолет шел в голубом холодном сиянии дня. А внизу — сплошные облака, безбрежное волнистое море облаков, таких прочных на вид, что хоть вылезай наружу и займись этаким облаколазанием.

Ур рассеянно смотрел в иллюминатор. Вдруг в поредевших облаках мелькнула земля. Снова закрылась. Не успел Ур сообразить, что это за земля, что за страна лежит внизу, как облака раздвинулись, словно занавес, и такой звонкой, такой слепящей ударило в глаза синевой, что на миг он закрыл глаза.

Море!

Ур повернулся к Нонне и увидел, что она не спит.

— Вижу, — сказала она тихо и улыбнулась.

Ур не сразу оторвал взгляд от ее бледного от усталости лица, обрамленного темной полоской волос и пушистой голубоватой шапочкой.

Проснулся Валерий. Он перегнулся через Ноннино плечо, впился взглядом в роскошную средиземноморскую синеву.

— А вот и Кипр, — сказал он. И не без торжественности добавил: Именно здесь Отелло задушил Дездемону.

— Это все, что ты знаешь о Кипре? — усмехнулась Нонна.

— Почти. Раньше я вообще путал его с Критом.

— Эх, ты, — сказала она тоном первой ученицы, которая, конечно, никогда не путала.

Гористый зеленый остров, затянутый легкой дымкой, лежал перед ними, как бы выгнув спину. Над горами висели реденькие, готовые растаять облака.

— Где-то я читал, что Кипр по-французски — «Шипр», отсюда и пошло название одеколона, — вспомнил Валерий.

И он пустился рассказывать, что еще в древности Кипр славился «душистой мазью» — очищенным топленым свиным салом, смешанным с растертыми цветочными лепестками. Дескать, спирт еще не был изобретен, зато широко было известно свойство очищенного свиного сала хорошо адсорбировать эфирные масла и сохранять запах.

— И что же, — недоверчиво спросила Нонна, — чтобы надушиться, надо было натереться свиным салом?

— Представь себе. Говорят, сама Афродита натиралась — и ничего, всем нравилось, как от нее пахнет. Кстати, она здесь и родилась. Вышла из пены морской на берег Кипра.

— Какие обширные познания! — сказала Нонна насмешливо. — Смотрите, готическая церковь на горе. Во-он белеет.

— Это, наверное, со времен тамплиеров сохранилось.

— С каких времен? — спросил Ур.

— Был такой рыцарский орден тамплиеров. Они во времена крестовых походов захватили Кипр.

— Ты, я вижу, успел подготовиться, — сказала Нонна. — Энциклопедию небось полистал?

Самолет заходил на посадку. Вот раскинулся вдоль бухты утопающий в зелени город, порт с многочисленными пароходами. Показалась Никозия, потом ушла в сторону, возникли холмы, поросшие темно-зеленым маквисовым кустарником… человек в мохнатой шапке и ишачок с поклажей на тропинке… ушли и холмы, навстречу бежало ровное поле, а вот и бетонная полоса… толчок…

Прилетели. С пальто, перекинутыми через руку, направились в здание аэропорта. Солнце пригревало здесь славно.

Формальности, проверка документов. Нонна объяснялась с чиновниками-киприотами по-английски. Валерий с интересом глазел по сторонам, пытался читать греческие надписи на ярких рекламных плакатах. Ур помалкивал, вид у него был мрачноватый.

— Что с тобой? — спросила его Нонна, когда они уселись за столик в ресторане. — Ты чем-то недоволен?

— А с чего быть довольным? — ответил за Ура Валерий. — В город съездить не пускают, сиди тут и жди пересадки. Транзитная жизнь.