Ураган

— Все же те звуки чем-то отличались от обычных? Иначе вы бы их не выделили.

Пожалуй, вторую фразу он сказал не столько для меня, сколько для себя, в раздумье.

— Допустим. Но это могли быть какие-то перебои в работе тех же кондиционеров. Напоминаю, когда я заглянул в виварий, там никого из людей не было.

— Никто не мог спрятаться?

— Разве что в клетке. Но вряд ли нашим подопытным, а значит, и ему это понравилось бы.

— А где-нибудь за клеткой?

— Исключено. Я и о клетке просто пошутил. Коридоры и вообще вся площадь вивария хорошо просматривается.

— Да, я убедился в этом, — подтвердил следователь и, словно извиняясь, добавил: — Но, как бы то ни было, шимпанзе был отравлен. А затем там же убили человека.

— Убили? Это установлено точно? — спросил я.

— Абсолютно точно. На груди трупа обнаружены кровоподтеки. Его толкнули в грудь, и он, падая, ударился головой о прутья клетки. Толчок и удар были такой силы, что треснул череп.

К горлу подкатился ком тошноты. Кто мог поднять руку на него? Отдавал ли себе отчет, на кого замахивается? Знал ли, чего лишает других людей и самого себя?

— В виварий есть другой ход, — напомнил следователь.

— Конечно. Со двора. Им часто пользуются. Но после рабочего дня его закрывают.

— Мы проверяли. Дверь была заперта. И все же кто-то проник в виварий.

— Разве что инопланетянин… — Не понял смысла вашей шутки. Я рассказал о дяде Васе и его предупреждении. Следователь, однако, отнесся к «догадке» дяди Васи и особенно к тому, что он просил меня одного не ходить в виварий, серьезнее, чем я предполагал. Он даже уточнил, в каких именно словах дядя Вася предостерегал меня. На прощание сказал:

— Предупреждением не всегда следует пренебрегать, Петр Петрович…

Я поинтересовался потом у Тани, о чем говорил следователь с ней.

— Спрашивал, кто бывает в виварии. А с тобой почему так долго беседовал? Опять «Просвещался»?

Я пересказал ей наш разговор, кроме заключительной фразы. Таня восприняла его, как я и ожидал.

— Все-таки убийство. Предчувствие не обмануло. Я снова заглянул ей в глаза. В них были растерянность и страх.

— Ты кого-то подозреваешь? Она отрицательно покачала головой. — Вот если бы обезьяны могли говорить… Знаешь, я замечала, что они тоже чего-то боятся… Я уже понял, что она хочет сказать.

— Послушай, Таня, — зашептал я так возбужденно и громко, что профессор оглянулся на нас, — еще раз попробую поговорить на языке жестов с Опалом. А вдруг что-то прорежется?

У меня оставалась слабая надежда на то, что полиген Л все- таки сработает хотя бы в пределах «обезьяньей азбуки». Ведь ученым удавалось обучить и обычных шимпанзе многим жестам, входящим в язык глухонемых. И я добился некоторых успехов в обучении Опала. Непосредственно перед кормежкой я брал руку шимпа и похлопывал его по животу. Через пять-шесть повторений он усвоил этот жест, означающий «хочу есть», и воспроизводил его. Опал усвоил еще жест «давай играть», научился приветствовать меня поднятием руки. Но дальше обучение пошло туго. Я переживал это как сокрушительную неудачу с полигеном Л. Только поддержка Виктора Сергеевича спасала меня от полного разочарования.

А затем у коров и овец полиген Л стал давать обнадеживающие результаты, и у меня возникла надежда на то, что спустя некоторое время он сработает и у шимпанзе. И вот сейчас отчаянная надежда проклюнулась снова. Ведь если бы ожидаемое «чудо» произошло, то, усвоив язык жестов, Опал мог бы «рассказать», что происходило в виварии…

* * *

(«Я, Евгений Степанович.») Словно что-то свалилось на мои плечи и давит, ощутимо пригибает, будто я атлант, согласившийся принять на себя небо, или, вернее, одна из статуй атланта, на которую по воле архитектора водрузили институтский балкон: стою, окаменев, чуть согнувшись под многотонной тяжестью, задумываюсь над тем, на что раньше не обращал внимания. Трачу усилия на всякие отвлекающие мелочи: сколько их — сотни, тысячи?.. Так можно и жизнь растратить — или упасть, не выдержав тяжести, и быть погребенным осколками неба или балкона — в зависимости от того, что держишь на плечах.

При Нем все было проще, только тогда я этого не понимал, занимался любимым делом — тем, о чем мечтал еще в школе. Жизнь раскручивалась, как кинолента фильма «Осуществление мечты» Меня вполне устраивала моя работа, моя должность, моя роль в институте. Никогда не хотелось умоститься в директорском кресле, стать еще и администратором.

Впрочем, если честно до конца, такие моменты были — крайне редко — например, когда для моих работ выделяли меньше средств, чем мне требовалось. Обычно такое случалось из-за Саши, Александра Игоревича: этот пират с набором абордажных, крючьев постоянно отнимал слишком много для своего отдела, он набрасывался на институтский бюджет, как голодный волк. Ну, теперь он затоскует на урезанном пайке.