Ураган

Нортону пришло в голову пройтись полем, чтобы освежить голову. Оградительные огни аэродрома кровавыми каплями уходили вдаль. Едва мерцала затененными окнами командная вышка. От легкого ветра с моря у Нортона немного посветлело в голове. Он перешел с травяного поля на твердую полосу бетона. Идти стало легче. Он шел и думал о том, что нужно переломить линию невезения, преследовавшего его в последнее время.

За размышлениями Нортон и не заметил, как подошел к самому самолету. Под светом луны сталь обшивки «Небесного мустанга» казалась полированным серебром. Нортон с любопытством потянулся было к концу острого как бритва крыла, но в испуге отдернул руку: над головой у него прогремел громкий бой колокола, словно вдруг рядом пронеслась целая команда пожарных. Ужасающий грохот потряс вселенную. Нортон еще успел увидеть где-то далеко у хвоста самолета язык ослепительного пламени. А в следующий миг титаническая сила, которой не было смысла даже сопротивляться, оторвала Нортона от земли и… Впрочем, больше ничего и не было. По крайней мере для Нортона. Еще несколько мгновений то, что от него осталось, дымилось, размазанное по решетке диффузора. Но этих следов на решетке становилось все меньше. Через одну-две секунды они исчезли совсем. Когда Лоуренс Ванденгейм позвонил на аэродром, намереваясь что-то сказать Нортону перед отлетом, хозяину ответили, что Нортон еще не пришел. Он не пришел и через час. Не пришел через два. Поиски его следов привели к аэродрому, провели через траву и бетон и оборвались у самолета. Не оставалось сомнения: Нортон здесь был, и не было сомнения, что он не ушел обратно. Но куда он девался, так никто и не узнал, пока через день механики не стали перебирать двигатель «Мустанга». Там они нашли несколько отполированных воздушной струей костяшек. В трещине одной из них виднелось небольшое направление металла, словно пломба в гнилом зубе. Говорят, что это были остатки расплавившихся часов.

Глава 29

Еще задолго до конца коридора Вера пошла на цыпочках. У двери Андреевой комнаты она остановилась, прислушалась, осторожно заглянула.

Андрей поправлялся медленно. Беда была не в том, что сожженное лицо до конца дней будет напоминать о случившемся. Куда страшнее было происходившее с головой Андрея: при спокойном и здравом отношении к действительности Андрей словно бы заново родился со всеми качествами и способностями взрослого человека, кроме одного: у него не стало прошлого. Все, что лежало за происшествием над Большими Синицами, перестало существовать. Андрей мог познавать прошлое только со слов других. Может быть, говорили врачи, это навсегда. А может, случится и так: какое-нибудь очень сильное напоминание об очень милом или трагическом происшествии прошлого вернет память. Что касается самого Андрея, то потеря памяти его как будто не особенно и беспокоила. Разве только иногда где-то в глубинах сознания маячило что-то мешавшее верно воспринимать настоящее. Как бывает, если смотреть сквозь очки не по глазам. Андрею бывало хорошо, когда он надолго и крепко засыпал. Может быть, он не видел снов, а возможно, просыпаясь, начисто забывал их. Но сегодня произошло что-то необычное: нахлынувшие на него видения не только не исчезали с пробуждением, а продолжали жить. Андрей даже не мог понять, проснулся он или нет. Глаза его оставались закрытыми. Он с интересом рассматривал развивающийся перед его мысленным взором удивительный фильм. Там все было ново, и вместе с тем казалось, будто все когда-то уже было. Чем дальше он смотрел фильм, тем с большим трепетом переживал его — шумы, запахи, физические усилия, мысли. Вон как уверенно молодой лейтенант Черных переступил порог офицерского клуба эскадрильи «Лотарингия», остановился и глядит на висящий напротив двери плакат. Будто старательно читает, хотя знает его уже наизусть: «Верю, что был хорошим моряком».

Все это уже было… было… Где?.. Когда?..