Но Эрикки не потерял своего врага из виду. Ракоци находился в полусотне шагов впереди, и Эрикки успел заметить, как он повернул на юг, на улицу Рузвельта, и исчез. Когда Эрикки добрался до угла, то снова отыскал русского глазами. Тот шагал быстро, но не слишком торопился, между ними было много пешеходов, движение машин на улице было медленным и очень шумным. Обходя несколько стоявших вплотную друг к другу автомобилей, Ракоци шагнул на проезжую часть, подождал, пока старый избитый «фольксваген», без конца бибикая, не протиснется мимо, и оглянулся вокруг. И увидел Эрикки. Его было почти невозможно не заметить: финн на целую голову поднимался над толпой. Не раздумывая ни секунды, Ракоци бросился наутек. Петляя в толпе, он добрался до боковой улочки, свернул на нее и побежал изо всех сил. Эрикки увидел, что Ракоци убегает, и бросился за ним следом. Прохожие осыпали их обоих проклятиями, какой-то старик полетел в грязь, когда Ракоци проталкивался мимо, сворачивая в очередной проулок.
Улочка оказалось узкой, заваленной отбросами, ни одна лавка, ни один магазин не были открыты, ни один фонарь не горел, несколько усталых прохожих тащились к себе домой, по обеим сторонам можно было видеть огромное количество дверей и арок, которые вели в жалкие лачуги и к лестницам в другие жалкие лачуги. Воздух здесь пропах мочой, отбросами, навозом и гнилыми овощами.
Ракоци бежал шагов на сорок с небольшим впереди. Он повернул в еще более узкий переулок, продрался сквозь уличные лавки, в которых спали семьи торговцев, – за его спиной поднялся рев ярости, – поменял направление, забежал в какой-то проход, потом еще в один, выскочил в новый переулок, теперь уже совершенно запутавшись, потом нырнул еще в один, пробежал его до конца, снова повернул. В ужасе он остановился – тупик. Его рука потянулась к автомату, но тут он заметил узкий проход в двух шагах впереди и бросился туда.
Стены домов здесь стояли так близко, что он мог коснуться руками обеих сразу, несясь между ними, забираясь все глубже в этот петляющий, вертящийся под ногами человеческий садок; грудь его часто вздымалась. Впереди какая-то старуха вышла, чтобы опорожнить ведро с ночным содержимым в смердящий джуб. Он сшиб ее с ног, остальные испуганно попятились к стенам, освобождая ему дорогу. Эрикки теперь отставал всего шагов на двадцать, ярость придавала ему сил. Он перепрыгнул через женщину, растянувшуюся перед ним – половина в джубе, половина на улице, – и удвоил усилия, сокращая расстояние. Сразу за следующим углом его противник остановился и, ухватившись за верх древней уличной лавки, повалил ее поперек улицы. Эрикки не успел подпрыгнуть и со всего размаха врезался в нее, рухнув сверху, наполовину оглушенный. Заревев от ярости, он кое-как поднялся на ноги, какое-то мгновение стоял, пьяно покачиваясь, потом пробрался через обломки, снова бросился вперед, уже открыто держа нож в руке, и повернул за угол.
Но проулок впереди был пуст. Эрикки остановился как вкопанный. Он хватал воздух огромными, терзающими грудь вздохами и был весь в поту. Разглядеть что-то было трудно, хотя ночью он обычно видел как кошка. Потом он заметил небольшую арку и осторожно проскользнул в нее, держа нож наготове. Проход привел его на открытый двор, усеянный мусором; тут же стоял ржавый остов растащенного по частям автомобиля. На этот неопрятный пятачок земли выходило множество дверей и проходов, некоторые были закрыты, некоторые вели к шатким лестницам на верхние этажи. Вокруг было тихо, тишина была зловещей. Он чувствовал на себе взгляд множества глаз. Из кучи отбросов выскочили крысы и, промелькнув через двор, исчезли под горой мусора.
С одной стороны двора виднелась еще одна арка. Над ней на древнем фарси была начертана надпись, которую он не смог прочесть. Когда он ступил под арку, тьма, казалось, еще более сгустилась. Полуразрушенный сводчатый вход заканчивался открытой дверью. Дверь была деревянная, обитая древними железными полосами, наполовину снятая с петель. За ней, как ему показалось, была какая-то комната. Подойдя ближе, он увидел оплывающую свечу.
– Что вам нужно?
Мужской голос воззвал к нему из темноты, и Эрикки почувствовал, как у него зашевелились волоски на спине. Голос говорил по-английски – не Ракоци, – с иностранным акцентом, от него веяло какой-то неприветливой жутью.
– Кто… кто вы? – спросил он нервно.
Всеми органами чувств исследуя темноту вокруг. Может быть, это Ракоци, притворяющийся кем-то другим? – спрашивал он себя.
– Что вам нужно?
– Я… Мне нужно… Я преследовал одного человека, – произнес он, не зная, в какую сторону ему говорить; его голос отражался жутковатым эхо от невидимой высокой сводчатой крыши над головой.
– Человека, которого вы ищете, здесь нет. Уходите.
– Кто вы?
– Это не важно. Уходите.
Пламя свечи было лишь крошечной точкой света в непроглядной тьме, делавшей ее еще более плотной.
– Вы видели кого-нибудь, кто прошел здесь… пробежал здесь сейчас?