Ураган. Книга 1. Потерянный рай

Подбадриваемый личным энтузиазмом Иэна Данросса: «Не забывай, Энди, такие знания и оборудование идеально впишутся в наши предполагаемые разработки в китайских морях», Гэваллан выделил полмиллиона фунтов стерлингов и год работы на создание вместе с электронной компанией необходимого электронного оборудования и систем навигации. Потом настал великий день, и официально назначенный пилот-испытатель заключил, что работать на этом оборудовании невозможно, хотя шесть штатных пилотов «С-Г», включая Тома Лочарта и Руди Луца, впоследствии не встретили никаких проблем. Как бы то ни было, «С-Г» не смогла вовремя получить необходимый сертификат. «Несправедливость всего этого гнусного дела, – написал он Мак-Иверу, – заключается в том, что „Импириэл хеликоптерз“ заполучила контракт, используя „661-й Герни“ с несертифицированным датским оборудованием на борту. Мерзкая история! Кстати, я не могу доказать это, но готов поставить серьезные деньги на то, что с пилотом-испытателем поработали: он вдруг уехал в длительный отпуск. Через год или чуть больше мы и деньги вернем, и контракт этот получим, потому что наше оборудование лучше, безопаснее и сделано в Великобритании. А тем временем „Импириэл“ работает на уровнях безопасности, которые, как мне думается, можно улучшить».

Именно это на самом деле и имеет значение, подумал он, перечитывая телекс: безопасность, все начинается с безопасности и все ею кончается.

– Мак, ты не пошлешь Лиз ответ от меня: «В данный момент улетаю в Эль-Шаргаз, позвоню по прилете»? Пошли телекс Терстону и спроси, какие условия он предложит, если я удвою количество Х63, заказанных на настоящий момент. По…

– А?

– Ну, спросить-то ведь ничего не стоит. «Импириэл хеликоптерз» обязательно услышит о наших проблемах здесь, и я не дам этим сукиным детям показывать нам нос. Пусть поломают голову, лучше будет вывести их из равновесия. В любом случае мы могли бы использовать два Х6, здесь для обслуживания всех контрактов «Герни», если бы ситуация складывалась по-иному. Заканчивай с телексом, до скорой встречи.

– О’кей.

Гэваллан откинулся на спинку кресла и предоставил разуму плыть по течению, собираясь с силами. Сил мне понадобится очень много. И ума. Это как раз та ситуация, которая способна похоронить меня и «С-Г» и дать Линбару все, чего он добивается, – это на пару с Ираном. Н-да, глупо было так терять самообладание. Что тебе сейчас нужно, так это Дерево Крика, о котором рассказывала Кэти… Ах, Кэти, Кэти!

Дерево Крика было старинным обычаем клана, особым деревом, которое выбирал самый старый человек в клане где-нибудь поблизости, куда можно было пойти – в полном одиночестве, – когда Диавол, как его называла старая бабушка Данросс, «влезал к тебе в душу и где ты мог ругаться, кричать, бесноваться и неистовствовать, а потом снова кричать и ругаться, пока в тебе не оставалось ни одного проклятия. Тогда в доме всегда был мир и покой, и не нужно было осыпать настоящими проклятиями мужа, или жену, или возлюбленную, или ребенка. Да-да, просто маленькое деревце, потому как дерево способно вынести любые проклятия и ругань, даже такие, которые понавыдумывал сам Диавол».

Впервые он воспользовался Деревом Крика Кэти в Гонконге. В саду Большого Дома, резиденции тайбаня компании Струана – тайбанем тогда был брат Кэти Иэн, – росло палисандровое дерево. Гэваллан точно помнил дату: среда, 21 августа 1963 года. Именно в ту ночь она ему все рассказала.

Бедная Кэти, моя Кэти, думал он, до сих пор любя ее, Кэти, рожденная под злосчастной звездой. Потерявшая голову из-за одного из «избранных» – Джон Селкирк, капитан Королевских ВВС, кавалер креста «За летные боевые заслуги», – тут же вышедшая замуж, ей еще и восемнадцати не было, тут же овдовевшая, и трех месяцев не прошло после свадьбы, как он пылающим факелом упал с неба и исчез. Потом страшные годы войны и новая трагедия: два любимых брата погибли на поле боя, один из них был твоим близнецом. Встреча с тобой в Гонконге в 46-м: я тут же влюбился без памяти, надеясь всем сердцем, что смогу хоть отчасти компенсировать свалившиеся на тебя несчастья. Я знаю, что Скотт и Мелинда явились такой компенсацией – чудесные получились дети, и все у них просто здорово. А потом, в 63-м, как раз перед твоим тридцать восьмым днем рождения, – рассеянный склероз.

Возвращение в Шотландию, чего тебе всегда хотелось: я – чтобы претворять в жизнь планы Иэна, ты – поправить здоровье. Только вот со здоровьем ничего не вышло. Я смотрел, как ты умираешь, смотрел на эту милую улыбку, за которой ты прятала ад, свирепствовавший внутри, такая храбрая и нежная, мудрая и любящая, но уходящая все дальше и дальше, плато за плато. Так медленно и при этом так быстро, так неотвратимо. К 68-му – инвалидное кресло, разум по-прежнему кристально ясен, голос чист, а все остальное – оболочка, неконтролируемая и трясущаяся. Потом наступил 70-й.

В то Рождество они были в замке Эвисъярд-Касл. На второй день нового года, когда все остальные уехали, а Мелинда и Скотт катались на горных лыжах в Швейцарии, она сказала: