Он ждал затаив дыхание, и все ждали. Черные глаза сверлили его. Но Старк не отвел бесстрастного взгляда. Затаки кивнул и с сердитым видом вернулся к изучению документов, которые держал в руке.
Вчера Затаки вернулся из Исфахана, и Эсвандиари выдал разрешение на полет на завтра, чтобы отвезти его назад в Бендер-Дейлем. Чем скорее, тем лучше, угрюмо подумал Старк.
И при этом ему было жаль Затаки. Прошлой ночью он нашел его прислонившимся к вертолету, Затаки сжимал виски руками, очевидно испытывая дикую боль.
– Что с вами, ага?
– Голова… Я… Моя голова…
Старк уговорил его сходить к доктору Натту и сам потихоньку проводил иранца в бунгало врача.
– Просто дайте мне таблетку аспирина или кодеина, доктор, что у вас там есть, – сказал Затаки.
– Может быть, вы позволите мне осмотреть вас, и то…
– Никаких осмотров! – вскричал Затаки. – Я знаю, что со мной не так. САВАК со мной не так, тюрьма со мной не так…
Позже, когда кодеин немного унял боль, Затаки рассказал Старку, что примерно полтора года назад его арестовали и обвинили в антишахской пропаганде. В то время он работал журналистом в одной из абаданских газет. Восемь месяцев его продержали в тюрьме, потом, сразу после абаданского пожара, выпустили. Он не стал рассказывать Старку, что с ним делали в тюрьме.
– На все воля Бога, пилот, – произнес он с горечью. – Но с того дня я благословляю Аллаха за каждый новый день жизни, который дарован мне, чтобы я мог раздавить новых людей из САВАК и людей шаха, его лакеев-полицейских и лакеев-солдат, а также всех и каждого, кто потворствовал его злу. Когда-то я поддерживал его, разве не он заплатил за мое образование и здесь, и в Англии? Но САВАК – это его вина! Его вина! И эта часть моей мести – только за меня. Я еще не начал мстить за жену и сына, убитых в абаданском пожаре.
Старк промолчал. Все «как», «кто» и «почему», связанные с пожаром, унесшим жизни пятисот человек, так никогда и не выплыли на свет.
Затаки медленно и скрупулезно продвигался по короткой шеренге будущих пассажиров самолета, и Старк не знал, сколько еще человек окажутся с неполными или просроченными бумагами. Люди стояли в напряжении, мрачная пелена страха повисла над ними. Скоро наступит очередь Тайрера, а Тайрер должен улететь. Доктор Натт сказал, что Тайрера для верности необходимо было как можно скорее осмотреть в Эль-Шаргазе или Дубае, где имелись замечательные больницы.
– Я уверен, он в порядке, но для него пока будет лучше всего дать глазам полный отдых. И послушай, Дюк, ради всех святых, не путайся у Затаки под ногами и скажи другим, чтобы они тоже держались от него подальше. Он готов взорваться в любой момент, и одному Богу известно, что тогда произойдет.
– Что с ним такое?
– С медицинской точки зрения я не знаю. Психологически он опасен, очень опасен. Я бы сказал, маниакально-депрессивный психоз, выраженная паранойя, вероятно напрямую вызванная тем, что он пережил в тюрьме. Он рассказал вам, что с ним сделали?
– Нет, не рассказывал.
– Если бы это зависело от меня, я бы рекомендовал держать его на успокоительных препаратах и даже близко не подпускать к огнестрельному оружию.
Здорово, беспомощно подумал Старк, как бы мне это, черт возьми, устроить?! По крайней мере, Дженни и Мануэла на борту, и скоро они будут в Эль-Шаргазе, а это рай в сравне…
Тревожный окрик отвлек его. Позади 125-го, со стороны выхода из главной диспетчерской башни в их сторону направлялся мулла Хусейн с новым отрядом «зеленых повязок», и выглядели они очень враждебно.
Затаки тут же забыл про пассажиров, скинул свой автомат с плеча и, свободно держа его в одной руке, занял позицию между Хусейном и самолетом. Двое из его людей встали рядом с ним, остальные подтянулись поближе к самолету и заняли оборонительные позиции, прикрывая его.
– Черт бы их всех подрал! – пробормотал кто-то. – Что это еще за новая напасть?
– Готовьтесь пригнуться, – буркнул Эйр.
– Капитан, – убито прошептал Робертс, – я должен попасть на этот самолет, должен. Моя младшенькая дочка очень, очень больна. Может, вы сумеете что-нибудь сделать с этим гадом?
– Я постараюсь.
Затаки с ненавистью смотрел на Хусейна. Два дня назад он летал в Исфахан, куда его пригласили на консультацию с их тайным комитетом. Все одиннадцать членов были аятоллами и муллами, и там впервые ему открылось подлинное лицо революции, за победу которой он столько сражался и во имя которой перенес столько мук: «Еретики будут истребляться, пока о них не забудут. Работать будут только революционные суды. Воздаяние будет быстрым и окончательным, никаких апелляций…» Муллы были так уверены в себе, так убеждены в своем божественном праве управлять и вершить правосудие, ибо они одни толковали Коран и шариат. Затаки проявил осторожность, поглубже спрятав ужас этого открытия и держа свои мысли при себе, но теперь он знал, что его опять предали.
– Что вам нужно, мулла? – спросил он, последнее слово прозвучало как ругательство.