– А-а, да… да, теперь я понимаю, – ответил Абдолла-хан, тоже испытывая возбуждение; почти то же самое он чувствовал по отношению к Азаде – нежелание выбросить такой предмет, пока она не была подчинена его воле окончательно, по-настоящему унижена, пока не ползала у ног, – и он вспомнил, как позавидовал Мзитрюку, что Вертинская – всего лишь наложница, а не дочь и поэтому окончательный акт мести с ней можно было довести до конца.
Будь проклята эта Азаде! – подумал он. Будь проклята за то, что оказалась живым воплощением своей матери, которая доставляла мне такое наслаждение, за то, что постоянно напоминает мне о моей утрате! Она и ее проклятый брат – оба копии своей матери лицом и манерами, но не по качеству, ибо та была подобна гурии из Эдемского сада. Я-то думал, что оба наших ребенка любят и почитают меня, но нет, едва Нафала переселилась в рай, их подлинная сущность вышла наружу. Я знаю, что Азаде планировала со своим братом убить меня, – разве у меня нет доказательств этого? О Аллах, как бы я хотел избить ее так же, как Петр избивает свою немезиду, но я не могу, не могу. Каждый раз, когда я поднимаю руку, чтобы ударить ее, я вижу перед собой свою возлюбленную. Да проклянет Аллах Азаде на веки вечные!..
– Успокойся, – мягко проговорил Мзитрюк.
– Что?
– Ты выглядишь таким расстроенным, мой друг. Не волнуйся, все будет хорошо. Ты найдешь способ изгнать ее из себя.
Абдолла-хан тяжело кивнул:
– Ты знаешь меня слишком хорошо.
Это так, подумал он, приказывая принести чая себе и водки Мзитрюку, единственному человеку, с которым он чувствовал себя легко.
Интересно, кто ты на самом деле? – думал он, наблюдая за ним. В прошлые годы, еще при жизни твоего отца, на даче, где мы познакомились, ты говорил, что приезжал туда в отпуск, но никогда не говорил, откуда именно или где ты работал, и мне так и не удалось это выяснить, как я ни старался. Поначалу я полагал, что это была Красная армия, потому что однажды, напившись, ты сказал, что был командиром танка во время Второй мировой, прошел от Севастополя до Берлина. Но потом я изменил свое мнение и подумал, что ты и твой отец относились скорее к КГБ или ГРУ, потому что никто в целом СССР не удалялся на покой на такую дачу и с такими землями в Грузии, лучшем месте во всей империи, если не располагал особыми знаниями и влиянием. Ты теперь говоришь, что вышел на пенсию. Чем же ты занимался?
Экспериментируя в первые дни, чтобы установить объем влияния Мзитрюка, Абдолла-хан упомянул однажды тайную ячейку коммунистической партии Туде в Тебризе, которая готовила заговор с целью убить его. Он хотел бы, чтобы ячейку ликвидировали. Это было правдой лишь отчасти; подлинная причина заключалась в том, что сын человека, которого он тайно ненавидел, но на которого не мог напасть открыто, входил в состав этой группы. Не прошло и недели, как все их головы торчали на кольях рядом с мечетью с табличкой: ТАК ПОГИБНУТ ВСЕ ВРАГИ АЛЛАХА, и Абдолла-хан пролил холодные слезы на похоронах и хохотал наедине с собой. То, что Петр Мзитрюк имел власть уничтожить одну из их собственных ячеек, было проявлением подлинной власти, а также, как знал Абдолла-хан, являлось мерилом его собственного значения для них.
Он взглянул на гостя:
– На какое время вам понадобится финн?
– Несколько недель.
– Что, если «зеленые повязки» не разрешат ему летать или перехватят его?
Мзитрюк пожал плечами:
– Будем надеяться, что он выполнит свое задание. Сомневаюсь, что останутся уцелевшие – он или Чимтарга, – если их найдут по эту сторону границы.
– Хорошо. А теперь, возвращаясь к тому, о чем мы говорили, когда нас прервали: вы согласны не оказывать массированной поддержки Туде здесь, покуда американцы сюда не полезут и если Хомейни не запустит программу по ее ликвидации?
– Азербайджан всегда находился в рамках наших интересов. Мы всегда говорили, что он должен стать независимым государством. Он имеет более чем достаточно богатств, влияния, природных ископаемых и нефти, чтобы быть самодостаточным, и… – Мзитрюк улыбнулся, – просвещенных лидеров. Ты мог бы поднять знамя, Абдолла. Я уверен, ты получишь всю необходимую поддержку, чтобы стать президентом, – и наше немедленное признание.
После чего меня убьют на следующий же день, пока танки будут с грохотом ползти через границу, сказал себе Абдолла-хан без всякой обиды. О нет, мой милый друг, залив – слишком большой соблазн даже для тебя.
– Это замечательная мысль, – искренне согласился он, – но мне понадобится время. А пока могу я рассчитывать также на то, что коммунистическая Туде повернет свое оружие против повстанцев?
Улыбка на лице Петра Мзитрюка осталась той же, но что-то поменялось в выражении глаз.
– Для Туде было бы странным напасть на своих сводных братьев. Исламо-марксизм имеет много последователей среди интеллектуалов-мусульман. Я слышал, даже ты их поддерживаешь.