– Если вы не будете возражать, на следующей неделе. Тогда мы сможем поговорить о том, как заманить Мзитрюка сюда. С вашей помощью дел в Восточном Азербайджане будет много. Мы только что получили сообщение, что курды подняли открытое восстание ближе к Резайе. Теперь их обильно снабжают деньгами и оружием иракцы, да поглотит их Аллах! Хомейни приказал армии покончить с ними раз и навсегда.
– С курдами? – Хаким улыбнулся. – Даже ему, да продлит Аллах его дни, даже ему это не удастся – уж никак не раз и навсегда.
– В этот раз, возможно, и удастся, ваше высочество. Теперь против фанатиков он сможет послать фанатиков.
– «Зеленые повязки» могут подчиняться приказам и умирать, но они не живут в этих горах, не имеют выносливости курдов и их страстной жажды земной свободы на пути в рай.
– С вашего позволения, я передам наверх ваш совет, ваше высочество.
Хаким резко произнес:
– Отнесутся ли к нему с большим доверием, чем к совету моего отца или моего деда, который давал тот же самый совет?
– Я бы надеялся на это, ваше высочество. Я бы надеялся… – Его слова утонули в шуме двигателей 212-го, которые ожили, поперхнулись, продержались секунду, потом снова заглохли.
В окне они видели, как Эрикки снял одну из панелей, закрывавших двигатели, и, светя внутрь фонариком, уставился на хитросплетения внутри. Хашеми повернулся к хану, который с очень прямой спиной сидел на стуле. Молчание становилось сложным, головы троих мужчин напряженно работали, каждый был так же силен, как другие, каждый вынашивал жестокие мысли того или иного свойства.
Хаким-хан осторожно произнес:
– Он не может быть арестован в моем доме или в моих владениях. И хотя он ничего не знает про телекс, он понимает, что не может оставаться в Тебризе, да и вообще в Иране, и что моя сестра не может поехать с ним, даже покинуть Иран в течение двух лет. Он знает, что ему нужно немедленно уезжать. Его вертолет не может лететь. Надеюсь, он избежит ареста.
– Мои руки связаны, ваше высочество, – произнес Хашеми извиняющимся тоном и с глубокой искренностью. – Мой долг – подчиняться законам государства.
Ему случайно попалась на глаза пушинка на рукаве, и он рассеянно смахнул ее. Армстронг тут же понял посланный ему сигнал. Стряхнуть что-то с левого рукава означало: «Мне нужно поговорить с этим человеком наедине, он не станет разговаривать в твоем присутствии. Найди какой-нибудь повод и подожди меня снаружи». Хашеми повторил с тонко выверенным количеством скорби в голосе:
– Мы должны соблюдать закон.
– Я уверен, совершенно уверен, что он не являлся частью никакого заговора, ничего не знает о побеге остальных, и мне бы хотелось, чтобы его оставили в покое и дали мирно уехать.
– Я буду рад проинформировать САВАМА о ваших пожеланиях.
– Я буду рад, если вы поступите так, как я предлагаю.
– Ваше высочество, – сказал Армстронг, – извините меня, весь этот вопрос с капитаном не мое дело, и мне равно не хотелось бы раскачивать никакой государственный корабль.
– Да, вы можете идти, суперинтендант. Когда у меня появится ваш доклад о новых методах организации службы безопасности?
– Вы получите его, когда полковник вернется.
– Мир вам.
– И вам, ваше высочество. – Армстронг вышел, прошел по коридору к ступеням парадного входа.
Хашеми поджарит бедолагу до румяной корочки, подумал он.
Вечер был славным, холодный воздух приятно пощипывал щеки, небо на западе еще отливало багрянцем. Небо красным в ночь горит – пастуху добро сулит, небо красное с утра – пастуху не ждать добра.
– Добрый вечер, капитан. Пусть это останется между вами, мной и фонарным столбом, но, если бы ваша тарахтелка работала, я посоветовал бы вам на всех парах дунуть до границы.
– Это почему? – прищурился Эрикки.
Армстронг достал сигарету:
– Климат тут какой-то нездоровый, вы не находите? – Он прикрыл зажигалку ладонями и щелкнул ею.
– Если вы закурите, когда тут кругом столько бензина, ваш климат и мой навсегда станет совсем нездоровым. – Эрикки нажал кнопку пуска.
Двигатель завелся и идеально работал секунд двадцать, потом опять закашлялся и смолк. Эрикки выругался.
Армстронг вежливо кивнул и отошел к своей машине. Водитель открыл ему дверцу. Он опустился на сиденье, закурил и глубоко вдохнул дым сигареты, неуверенный, понял ли Эрикки его намек. Надеюсь, что да. Мне нельзя рассказывать ему про сфабрикованный телекс или «Шамал», этак я закончу у ближайшей стенки как предатель, и поставят меня туда Хашеми и хан за то, что сую свой нос туда, где его присутствие совершенно нежелательно, – меня предупредили. Что ж, справедливо. Это вопрос внутренней политики.